ТЕАТРАЛЬНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ

Театральные слухи разносятся быстро. Они обрастают подробностями, обретая форму фантастического спрута, будоражат воображение и вызывают непреодолимое желание установить истину. Вот и в этот раз в театральных и околотеатральных кругах прошел слух, что в Русском драматическом театре приступили к репетициям какой-то внеплановой пьесы. В заглавной роли Короля - народный артист Фахраддин Манафов. Поговаривали, что это не просто роль, не просто пьеса, а что-то совсем необычное и даже непривычное для Русского драматического театра. Потому что ломает все привычные стереотипы. К тому же его партнершей по сцене назначена известная в стране актриса Мехрибан Зеки. А партнерами станут молодые перспективные актеры театра, которые ни разу еще не встречались с популярным артистом на сценических подмостках. Но самой интересной во всех этих слухах-фантазиях была фигура режиссера. Кто-то говорил, что это дипломный спектакль одного из выпускников нашего университета, а кто-то - что это молодой и дерзкий режиссер из Нахчывана. Но были и другие версии. По ним он вообще приехал то ли из Румынии, то ли с Украины и ставит спектакль в духе раннего Всеволода Мейерхольда (русский советский театральный режиссер, актер и педагог. Теоретик и практик театрального гротеска, создатель актерской системы, получившей название "Биомеханика". - Авт.): со сложными физическими нагрузками и прочей биомеханической дерзостью, на которую был способен разве что сам господин Мейерхольд. И все это было бы вполне приемлемо, хотя и странно по нынешним временам, если бы не имя драматурга - Эжен Ионеско и название пьесы - "Король умирает". Абсурдистская драма, пользовавшаяся ошеломительным успехом у режиссеров 80-х прошлого века, ну никак не подпадала под мейерхольдовское новаторство, даже если бы режиссер был немножко не в себе. И чтобы развеять слухи, избавиться от возникших вопросов, отправимся в театр и попробуем получить достоверную информацию. Первый вопрос директору театра Адалету Гаджиеву:

- Откуда приехал режиссер, который ставит у вас Ионеско?

- Из Санкт-Петербурга.

- А правда, что он ставит Ионеско в стиле Мейерхольда, используя драматических артистов несколько иначе? А Король Манафова будет чуть ли не кудесником типа Гудини? (Американский иллюзионист, филантроп и актер. Прославился разоблачением шарлатанов и сложными трюками с побегами и освобождениями. - Авт.).

- Все может быть, это его режиссерское право. 

Но поскольку директор загадочно улыбался, по сути, не отвечая ни на один из наших вопросов, мы отправились к артистам. Мехрибан Зеки встретили по пути в репетиционный зал, куда она шла, держа в руках роль с бесчисленными пометками на полях.

- Скажите, это правда, что вы играете Королеву?

- Правда.

- А правда, что этот образ режиссер решает в мейерхольдовской манере?

- Мейерхольдовской? Ну, если абсурд можно назвать "мейерхольдовской манерой", то да.

- А вам нравится играть эту роль?

- Мне вообще нравится быть в профессии. Всегда. Нельзя чувствовать себя актрисой, не играя в театре или в кино. А играть - значит в профессии быть. Следовательно, мне играть нравится всегда. Королеву - особенно. А сейчас, извините меня, я должна идти.

После этих разговоров ситуация показалась еще более интригующей. Они явно чего-то не договаривали. И тогда я решила отправиться непосредственно к самому Королю. 

- Скажите, Фахраддин, это правда, что вы, играя Короля, выполняете очень сложные физические движения и, как Гудини, выскальзываете из королевских одежек, чтобы вас не схватили обе королевы, которые претендуют на ваше внимание и любовь?

- Откуда такие измышления? 

- Околотеатральные слухи…

- Да? Это интересно. А знаете что? Ведь те, кто говорит об этом, не так уж и не правы! Иногда режиссеры создают что-то, что не укладывается в рамки обычного и привычного нашего представления и понимания "как" это должно быть. Привычного! А мы все привыкли к обычному, то есть к традиционному раскладу драматургического произведения на сцене. Абсурдно соединять Ионеско и Мейерхольда или Ионеско и Станиславского, к примеру. Но абсурдна и сама ситуация в предлагаемых обстоятельствах пьесы.

- Так что же с трактовкой режиссера? Она тоже абсурдна?

- У режиссера все в рамках закона жанра пьесы абсурда.

- Но ведь у Ионеско в этой пьесе жанр абсурда сталкивается с жанром экзистенциализма! (интуитивный метод постижения действительности. - Авт.)

- Точно. Только они не сталкиваются, а логично перетекают друг в друга.

- Ну, хорошо. Перетекают. Так что же, в конце концов, будет на сцене Русского драмтеатра: абсурд, театр представления, театр переживания? Что?

- Мне нравится ваше нетерпение. Оно вполне закономерно. Но знаете что? Я суеверен. И рассказывать ничего не буду. Скажу только, что работать очень интересно и очень непросто. Мне как актеру такой профессиональный опыт очень важен и очень нужен. Это помогает держать себя в профессиональной форме.

- Как это?

- А вот об этом - после премьеры. А сейчас, простите, моя сцена. Я и так отступил от правил, разговаривая с вами. Поговорите с молодыми актерами. 

Подумалось: надо обидеться. Ну что такое? Вот он - народный артист, любимец бакинского зрителя, этакое воплощение кавказского мачо - не хочет ответить на простой вопрос! Но с другой стороны, обижаться на звезду глупо, да и нерезультативно, уж лучше поговорить с молодыми. Тем более что на репетицию в длинной репетиционной юбке шла, погрузившись в свои размышления, Хаджар Агаева.

- Что вы можете сказать о спектакле, который репетирует этот таинственный режиссер?

- Он не таинственный. Он - талантливый. С ним интересно на репетиции. Он как-то умудряется сделать так, что все мы находимся в постоянном процессе. Я ни на минуту не могу отвлечься мыслью от того, что происходит с моей героиней или каким-то другим персонажем.

- Так о чем же ваш спектакль? Это правда, что актеры у этого режиссера существуют в действии, как когда-то у Мейерхольда?

- О чем спектакль, надо спрашивать, наверное, не у меня. А что касается актерского существования, то я не знаю, так ли это было у Мейерхольда, но у нас оно и правда необычное. Точнее - непривычное. Извините, я не могу дольше говорить с вами, вот идет Дубовицкая. Поговорите с ней.

Уверенной походкой подошла Мария Дубовицкая. Она была по-деловому собранна и энергична.

- Скажите, вы играете вторую жену Короля. Младшую. Этот спектакль о любовных страстях и ревности?

- Жену? Ну, нет. Моя королева Мария гораздо больше для Короля, чем жена. Вторая жена? Это было бы слишком просто, слишком банально. А у нас все очень непросто! Все очень необычно и трудно. Но мне очень нравится этот процесс…

- А о чем спектакль?

- Во всяком случае то, что он не о банальной ревности, это точно!

- А о чем? О жизни, которая похожа на сон?

- На сон? Это интересное предположение. Возможно, в нем и найдется доля истины… Не знаю. Я подумаю. А вы поговорите с Олегом Амирбековым. Он очень умный и все про концепции знает.

Извинившись, актриса стремительно ушла в зал, а я подумала, что звезда Амирбекова уже зажглась настолько, что вряд ли он будет рассуждать о концепциях. Однако я ошиблась. Он оказался не высокомерным, а очень милым, приветливым, эрудированным и ироничным.

- Олег, что вы можете сказать о спектакле, в котором заняты? 

- А зачем мне говорить о спектакле? Я могу сказать о своей работе над ролью, но тоже пока говорить о ней не буду. Во-первых, роль в процессе поисков. Во-вторых, лучше говорить об этом после премьеры. Ну и, в-третьих, о спектакле может говорить только режиссер. Он-то уж точно знает, о чем эта история. Его история. Простите, поговорим после премьеры в сентябре.

Нет, здесь что-то не так. И почему это никто ничего не рассказывает? Мехрибан Зеки отвечала очень уклончиво, Манафов философствовал, молодые артисты тоже как-то избегали прямых ответов… Да что же тут вообще происходит? И вот снова у директора Адалята Гаджиева.

- Извините за назойливость, но, может быть, хотя бы вы мне расскажете о режиссере: кто он, что ставит и о чем? Знаете, город полон слухов, артисты ваши увиливают от ответов, а пора бы что-то рассказать об этих ваших таинственных репетициях!

- Я вижу, что и вы уже попали под магию режиссерского имиджа. Но не волнуйтесь так. У вас возникло ощущение таинственности? Неоправданной секретности? Это хорошо. Спектакль - это магия действия, живая, воплощенная в действие мысль. Я, как и наши актеры, не буду рассказывать, о чем спектакль. Скажу только, что он очень необычен. На сцене нашего театра еще никогда не ставилась абсурдистская пьеса. Абсурд - это один из вариантов отношения человека к миру, это нечто лежащее за рамками бытовой реальности, это то, что не имеет рационального объяснения. И мне интересно, что из сюжета, придуманного Ионеско, получится у Аршада Алекперова. Так зовут нашего режиссера. Он азербайджанец, бакинец, родился в Нахчыване, вырос в Баку, выпускник Академии театральных искусств Санкт-Петербурга, ученик популярного в России режиссера Семена Спивака. Живет и работает в Петербурге. Это не первая его постановка в Баку. Два года назад он в Национальном театре поставил спектакль на Фуада Поладова "Мусье Ибрагим и цветы Корана", а теперь вот у нас - "Король умирает". Каждый день идут репетиции, и каждый наступивший день прибавляет этим репетициям таинственности. В театре уже ходят легенды по их поводу. Дежурные реквизиторы рассказывают "страшные" истории про то, как всё в этом спектакле не так, как они привыкли! И какой странный сюжет! Он не похож на все те, к которым они привыкли в традиционной, а не абсурдистской пьесе. Такие разговоры, как вы понимаете, это хороший стимул для общей работы. Точнее, для творчества. И самообразования, кстати. Мне рассказывали актеры, как некоторые из сотрудников стали интересоваться, какой идеей выражен абсурд в литературе XX века. И почему он смыкается с идеей экзистенциализма. По-моему, это хорошо. Возможно, и наши зрители сделают то же самое. А той части бакинцев, которая упрекает нас в излишнем пристрастии к традиционному театру и традиционной драматургии, мы сможем теперь предложить альтернативную драматургию.

И вновь репетиционный зал. Удалось что-то высмотреть и даже сфотографировать. Но поговорить с режиссером, увы, так и не получилось. Он был настолько погружен в атмосферу репетиции, что даже не заметил присутствия журналиста. Впрочем, как и актеры. Все они жили какой-то отдельной жизнью. Жизнью, которая была понятна им. Это был завораживающий процесс: то, что в реальности выглядит трагично, здесь выглядело смешным, почти буффонным; то, что в обычной жизни воспринимается как драма или трагедия, здесь воспринималось как остроумная шутка, забава. В очередной творческой паузе попыталась было поговорить с режиссером, но он, умоляюще взглянув на меня, спросил: "А можно мы поговорим о спектакле не на этом этапе? Сейчас мы в самой активной фазе поисков: характеров, отношений, оценок, самовыражений… А говорить о том, что именно мы ищем в процессе репетиций, вообще бессмысленно, как мне кажется. Лучше уж посмотреть спектакль…"

Подумалось, что он, наверное, прав. И правда. Ведь процесс - это дело очень личное, и рассчитан он не на один день. Дождемся премьеры.