НА ПТИЧЬЕМ ЯЗЫКЕ

В театре "Йуг" состоялась премьера спектакля Абдулгани Алиева "Птичий язык". Это сценическая версия книги Тараны Вахид "Выше рая". Режиссер, явно тяготеющий к суфийской философии и эзотерике, насыщает действие метафорическими символами и знаками. У актеров нет возможности спрятаться за текст, потому что динамика пластическо-драматического действия довольно насыщенная: явления меняются с калейдоскопической последовательностью, мысль постановщика едва поспевает за собственной фантазией.

Пролог

В пространстве черного кабинета порхает, вьется на ветру белая трепетная птица. В потоке люминесцентного света она особенно хороша. Потому как ее безупречные белизна и чистота создают, предваряя действие, атмосферу поэтического мира. Мира, где мысль не подлежит тлену, а чувство любви обретает вселенский смысл и значение.

О философии спектакля

Птица - символ первичной материи, и птица - частица человеческой души. А в соответствии с эзотерическими преданиями птичий язык - это язык общения людей-исполинов, которые пришли с Востока и построили Вавилонскую башню. Птичий язык - это язык древних царей и пророков. Это язык символов, суфизма, эзотеризма и т.д. Птичий язык - это язык отношений мужчин и женщин, это их умение постигать жизнь и самих себя. Наконец, птичий язык - это попытка постановщика донести до зрителя мысль не только посредством текста, но и сценической метафоры. Говорят, что тот, кто познает птичий язык, тот познает Бога. Вот и жители горного селения (а на заднике мы видим дома со светом в окнах, за ними высятся горы) на протяжении всего действия будут искать присутствие Бога в самих себе и в окружающем мире. Мужчины и женщины. Поиски необходимой для них истины приводят к пониманию: всякий человек состоит из тела и души, но не всякий создан по образу и подобию. Мужчина и женщина смертны по природе, потому что они - земные. Могут ли они стать небесными? Ибо тот, кто создан по образу Его - нетленен. В книге "Китаби Деде Горгуд", написанной еще в IX веке, говорится о жителях небесного мира, которых можно видеть только во сне. Но люди им не ровня. Абдулгани, наоборот, пытается проследить путь человека, который осознает, что единственно верный путь - это путь к свету, то есть к знанию, духовному просвещению. В том числе и через познание любви как высшего проявления человеческой души.

Только этот путь позволит приблизиться человеку к истине, именуемой Богом. Поэтому язык птиц - язык избранных среди смертных. Но этот язык - не только язык мудрецов, философов и просветленных, это и язык любви. Мужчины и женщины. Их союз благословен свыше. Важно сохранить его, не запутавшись в лабиринтах жизненных трудностей и постоянного выбора. Язык любви - это тоже птичий язык, требующий усиленной работы над своими мыслями и чувствами, которые потом выливаются в поступки. Можно стать счастливым, можно даже стать избранным, если владеешь этим языком. Здесь мы можем предположить цитатную отсылку режиссера к достижению всей восточной философии, в том числе и суфизма.

Метафоризация спектакля

Плотность метафор на квадратный метр небольшого сценического пространства зашкаливает. Постановочная мысль двигается стремительно, иногда - хаотично, затрудняя восприятие мысли, которую стремится донести до зрителя автор спектакля. А она, кажется, заключается в стремлении постановщика соединить быт и опоэтизированную философию его размышлений воедино, прибегая к условностям метафорического театра, который был так популярен с конца 60-х прошлого века. 

Спектакль решен в черно-белых тонах. Актеры - в черных одеждах. Одежда сцены - тоже черная. В отдельные моменты действия появляется белое полотно, олицетворяющее то воду Мирового океана, то коллективный разум, энергия мысли которого ритуально направлена Всевышнему. По действию актеров в спектакле это выглядит так: белое полотно, формируясь в движущийся поток (вода, мысль, энергия), поднимается, а точнее - движется вверх. В то небесное запределье, которого рукой не достать и глазами не измерить. Энергия, направленная в горные вершины, наработана ритуальным действием, которое совершили мужчины и женщины этого селения, облачившись в белые одежды. Что-то древнеязыческое появляется в этом ритуальном движении по кругу, в том, как они выкладывают цветами и веточками деревьев круг, напоминающий солнце. Солнце, которое любят рисовать дети: круг и отходящие от него лучи. Автор спектакля на протяжении всего действия прибегает к иносказательному языку метафор через изобразительный ряд.

О действии спектакля

Говорят, что язык режиссера - это мизансцена. Кажется, что все не так просто и однозначно. Скорее всего язык режиссера - это все же действие. Действие, которое доминирует либо в мизансцене (физика), либо в маске (психика), либо в слове (вербально). Действие - это всегда перемена. И режиссер должен организовать эту перемену так, чтобы его "послание" было понятно зрителю. Абдулгани Алиев в попытке добиться идеального результата стремится объединить эти три момента. Не все удается, и поэтому видны стыковочные места переходов в действии от бытового к опоэтизированному. Насыщенность действия художественной метафорой затрудняет восприятие зрителя, не посвященного в смысл значений каждого использованного элемента, а потому не умеющего "раскодировать" суть заложенного смысла. В этот момент диалог между зрителем и режиссером прерывается. И чтобы в него вернуться опять - требуется время.

"Театр для людей"

Так называется книга Джорджо Стреллера. Но не о ней речь. О театре. Каким мы его видим и каким мы его создаем сегодня. Все. И профессионалы, и зрители. Театр - это зеркало нашей с вами жизни. Какая она? В чем ее смысл сегодня? Ради чего живет человек сегодня? Эти вопросы не устают задавать себе и своим зрителям в театре "Йуг" и Театре пантомимы. Нравственные поиски, философские и художественные обобщения, умение задавать зрителю "неудобные" и даже неприятные вопросы, - это момент, существенно отличающий эти театры от всех остальных театров города. Нравственные поиски Абдулгани Алиева - отражение концептуальной позиции самого театра.

Послесловие 

Язык действия. Он понятен и доступен всем. Так же, как спектакли японского театра "Кабуки", например, где действие опирается на все три составляющие режиссерского языка: физику, психику, слово. Однако в случае с японским театром "НО" все иначе. Он был очень модным среди самураев в XIV веке и доступен пониманию только избранных. Сейчас "НО" остается таким же, потому что действие насыщено нюансами, глубоким и непонятным для неподготовленного зрителя смыслом. Абдулгани Алиев ищет свою постановочную стилистику, опираясь на опыт восточного и европейского театров. Главное - найти тот самый птичий язык, который позволит плыть со зрителем в одной лодке. Ради этого, собственно говоря, театры и живут…