ИДЛИБСКИЙ ЭКЗАМЕН

Турция и Россия, несмотря на все сложности и противоречия, продолжают взаимодействие на арене сирийской войны. Таков главный вывод из достигнутых президентами обеих держав - Реджепом Тайипом Эрдоганом и Владимиром Путиным договоренностей по Идлибу. Эти договоренности следует считать и своеобразным сигналом Западу, который не скрывает своей заинтересованности в свертывании набравшего за последние годы значительные обороты стратегического партнерства между Анкарой и Москвой. Опять же оговоримся - партнерства даже при наличии вполне очевидных сложностей и противоречий.

Меморандум деэскалации

Ситуация в сирийской провинции Идлиб значительно обострилась и фактически поставила Россию и Турцию на грань прямых боестолкновений после гибели 36 турецких военнослужащих в результате авиаудара со стороны правительственной армии Сирии. В ответ Турция начала военную операцию «Весенний щит» и в течение считанных дней нанесла серьезный урон объектам и живой силе сирийской армии.

Развертывание настоящей турецко-сирийской войны, в которую неизбежно бы втянулись присутствующие на территории Сирии по разрешению официального Дамаска вооруженные силы России, пресекла состоявшаяся 5 марта в Москве встреча Путина и Эрдогана. Еще в канун ее проведения стороны обменялись сигналами, самым отчетливым образом свидетельствующими об их незаинтересованности в продолжении боевых действий в Идлибе. Кремль дал понять, что его ожидания от встречи лидеров России и Турции исходят из необходимости «выйти на единое понимание причин кризиса и пагубности его последствий и выработать совместные меры для его пресечения». А официальная Анкара прямо признала, что «главная цель встречи двух президентов - обеспечить перемирие в сирийской провинции».

Решение о перемирии действительно было достигнуто. Согласно договоренностям режим прекращения огня вступил в силу спустя четыре часа после завершения встречи глав России и Турции - в 00.00 с 5 на 6 марта. Меморандум Путина и Эрдогана предусматривает создание зоны безопасности шириной 6 км к северу и 6 км к югу от трассы М4, связующей Алеппо и Латакию. Эта трасса будет совместно контролироваться Россией и Турцией, начиная с 15 марта.

Из меморандума следует, прежде всего, некоторое уменьшение территории, обговоренной в соответствии с прежними российско-турецкими договоренностями, так называемой зоны безопасности в районе Идлиба. В меморандуме Путина-Эрдогана не говорится о сирийской трассе М5, соединяющей Алеппо со столицей Дамаском, и городе Серакиб, где пересекаются М4 и М5. Именно за этот перекресток шли в конце февраля - начале марта самые кровопролитные бои. Получается, что Эрдоган согласился с переходом трассы М5 и Серакиба под контроль правительственных сил Сирии.

Ясность в этом последнем вопросе чрезвычайно важна с точки зрения перспективы реализации Московских договоренностей Путина и Эрдогана. Потому что если Турция в принципе не согласна с продвижением сирийских войск по вышеупомянутой трассе, то тогда нельзя исключать очередной эскалации. Тем более что Эрдоган в Москве предупредил: Турция, при всех договоренностях, оставляет за собой право ответить на нападения сирийской армии.

Между тем остается в силе и претензия России к Турции, касающаяся, как утверждает Москва, невыполнения Анкарой в полной мере взятых на себя обязательств, согласно Сочинскому меморандуму от 17 сентября 2018 года. Суть данного обвинения сводится к тому, что Турция не отмежевала сконцентрировавшуюся в провинции Идлиб вооруженную оппозицию, готовую к диалогу с правительством Сирии, от террористических группировок. Следовательно, с точки зрения Москвы, дальнейший политический процесс найдет свое продолжение лишь в том случае, если Турция очистит Идлиб от террористов.

Однако можно ли, с учетом сохранения вероятности нового обострения ситуации в Идлибе, оспаривать результативность последней встречи Путина и Эрдогана? Однозначно нет, и вот почему.

Встреча не преследовала цель в одночасье разрулить кризис в Идлибе. Главное, что от нее требовалось, - положить конец эскалации, вызванной сирийским ударом по турецкой армии. Не случайно Путин начал встречу с Эрдоганом выражением соболезнования по поводу гибели военнослужащих Турции в Сирии. Причем постарался объяснить незакономерность произошедшего: «К сожалению, никто, и в том числе сирийские военнослужащие, не знали о месте их нахождения».

В контексте задачи деэскалации в Идлибе следует понимать, прежде всего, легитимизацию турецкого военного присутствия в Сирии, очередным подтверждением которой и стал, собственно говоря, сам меморандум Путина и Эрдогана. Иными словами, если для РФ проблема легитимации ее собственного военного присутствия в Сирии была решена изначально потому, что ее войска присутствуют на территории арабской страны на основе официального приглашения правительства Сирии, то Анкара приобрела подобное право, главным образом, посредством договоренностей, которые были достигнуты в рамках Астанинского переговорного формата под эгидой самой Турции, а также России и Ирана. Московские же договоренности подтвердили, что Путин, по сути, признал право Турции на военное присутствие в Сирии в период перехода к долгосрочному урегулированию затянувшегося вооруженного конфликта. Почему? Ответ на данный вопрос кроется в совпадении подходов России, Турции, а также, разумеется, самой Сирии к сущностному вопросу сирийского урегулирования - утверждению суверенитета и территориального единства арабской страны. Переговоры Путина и Эрдогана вновь продемонстрировали, что Анкара не имеет никакого намерения посягать на суверенитет Сирии над Идлибом. Будь иначе, российско-турецкий диалог на сирийской площадке вообще не сложился бы. Показательно следующее заявление турецкого лидера на сей счет: «Цели Турции в раздираемой войной Сирии никогда не включали попытки вторгнуться туда или аннексировать сирийскую территорию. Мы желаем как можно скорее обеспечить территориальную целостность и политическое единство Сирии».

Таким образом, для Турции присутствие в Идлибе не самоценно само по себе, а значимо лишь как средство обеспечить при долгосрочном урегулировании сирийского конфликта свои интересы на севере арабской страны. Речь идет о стратегической задаче предотвращения угрозы для безопасности Турции со стороны курдских террористических группировок.

Итоги московской встречи Путина и Эрдогана оказались выгодными для обеих сторон. Турция, смирившись с определенным сужением своего влияния в Идлибе в территориальном отношении, получила взамен подтверждение легитимации своего военного присутствия в Сирии. Россия же, одобрив подобную легитимацию с прицелом на удовлетворение интересов Анкары на севере в Сирии при окончательном урегулировании конфликта, не только закрепила последние военные успехи своего союзника - Дамаска, но и получила подтверждение продвигаемого ею Астанинского процесса как основной площадки разрешения сирийской проблемы.

Отсюда вытекает самый важный вывод: Путин и Эрдоган вновь договорились о взаимном учете интересов России и Турции, которые объективно отвечают и интересам самой Сирии, так как признают ее право на суверенитет и территориальную целостность. Не зря же Московские договоренности приветствовал сирийский президент Башар Асад, который, кстати говоря, накануне встречи Путина и Эрдогана символичным образом напомнил о братстве народов Сирии и Турции.

Итоги московских переговоров глав России и Турции, по большому счету, были предсказуемы. Потому что, несмотря на все противоречия вокруг Идлиба, обе страны по-прежнему заинтересованы в расширении тесных партнерских отношений. Об этом открыто заявил Путин на встрече с турецким коллегой: «Нам нужно с вами обязательно проговорить все, всю ситуацию, которая сложилась на сегодняшний день, чтобы ничего подобного не повторялось и чтобы это не разрушало российско-турецкие отношения, к которым мы - и я знаю, вы тоже, - относимся очень внимательно и дорожим этим».

Не менее красноречиво высказался на счет ценности российско-турецких отношений и Реджеп Тайип Эрдоган, констатировавший факт достижения обеими странами пика своих отношений, которые «могут развиваться дальше». «Это, несомненно, касается и оборонной промышленности, и торговых отношений и так далее. Мы считаем, что наша большая задача заключается в том, чтобы продвинуть и развивать эти отношения. Считаю, что мы преуспеем в этом деле», - подчеркнул Эрдоган.

Подобного рода заявления лидеров Турции и России явно не соответствовали ожиданиям и прогнозам злопыхателей самых разных мастей, которые уже предвкушали чуть ли не начало новой русско-турецкой войны. Но Путин и Эрдоган продемонстрировали, что жизненные интересы России и Турции зиждутся совсем в иной плоскости - тесного мирного сотрудничества. Причем во благо не только самих этих стран.

Как реагирует Запад

Оценки западными центрами идлибского обострения и мирных усилий Москвы и Анкары не оставляют никаких сомнений в том, что США и Евросоюз продолжают ревностно и чрезвычайно критически отслеживать любые проявления стратегического сближения России и Турции.

Показательны попытки США воспользоваться российско-турецкими противоречиями с целью возвращения Анкары в лоно безусловного американского влияния. Постоянный представитель США при НАТО Кей Бейли Хатчисон призвала турок понять, что США «те, с кем они в альянсе». При этом она послала властям Турции очередное американское предупреждение о необходимости отказа от российских зенитно-ракетных комплексов С-400. Однако никто в Вашингтоне толком так и не объяснил, почему в самый накал идлибского обострения США проигнорировали просьбу Турции о предоставлении ей американских ракетных систем Patriot. Равно как и почему Соединенные Штаты заблокировали на заседании Совета Безопасности ООН заявление, приветствовавшее достижение российско-турецких договоренностей по мирному урегулированию в Идлибе. Высказывания западных, в том числе и американских, дипломатов о преждевременности принятия подобного заявления вследствие, дескать, неясности того, как Россия и Турция собираются воплощать свои договоренности, кажутся, как минимум, неубедительными. Ведь позитивное влияние этих договоренностей на ситуацию в Сирии, предоставление ими шанса на мирное урегулирование уже является фактом, который однозначно достоин одобрения со стороны всего международного сообщества.

Отдельно стоит сказать о реакции Евросоюза на стремление Турции перестать играть неблагодарную роль буфера на пути мигрантских потоков из охваченной многолетней войной Сирии на Запад. Очевидно, что одной из причин неприятия Анкарой наступления правительственных сил Сирии на Идлиб является нежелание допустить прибытия в Турцию новой многотысячной армии беженцев (по разным данным, их может быть от нескольких сотен тысяч до 1 млн.). Эрдоган открыто признал в этой связи: «Наша цель - создать условия, при которых 3,6 млн. сирийских беженцев в Турции и 1,5 млн. на приграничной с Турцией территории в Идлибе смогли бы безопасно вернуться в свои дома».

Так вот в конце февраля, в момент существенного обострения ситуации в Идлибе, Турция вынуждена была открыть свои границы для беженцев, после чего в Грецию устремились тысячи мигрантов. Евросоюз расценил эти действия Анкары как «попытки миграционного давления для достижения политических целей». Говоря о преследуемых Турцией «политических целях», ЕС имеет в виду, судя по всему, стремление Анкары добиться поддержки Брюсселем своих действий на сирийской площадке (прежде всего касательно турецкого противодействия американским планам автономизации курдонаселенных районов на севере Сирии). При этом Европа апеллирует к необходимости соблюдения Анкарой миграционного соглашения от 18 марта 2016 года, в соответствии с которым Турция закрыла свои границы с ЕС для мигрантов, за что Брюссель обязался выплатить ей 6 млрд. евро и предоставить безвизовый режим.

Однако Турция напомнила Евросоюзу о нереализации его собственных обещаний по миграционному соглашению. Брюссель не только отказался от безвизового режима под предлогом необходимости пересмотра антитеррористических законов в Турции, но и выделил Анкаре на прием сирийских беженцев только половину из предусмотренной соглашением суммы - лишь 3 млрд. евро. И это в то время, как Турция израсходовала на обустройство на своей территории сирийских беженцев $40 млрд.

Что же касается обвинений в использовании миграции сирийцев «в политических целях», МИД Турции заявил: «Евросоюз по-прежнему не может осознать чрезвычайное бремя и усилия, с которыми сталкивается наша страна в вопросах миграции. Обвинение в том, что страна, в которой находится наибольшее количество беженцев в мире, использует проблему миграции в политических целях, является новым доказательством лицемерного подхода, которому мы подвергались в течение многих лет».

В качестве примера «лицемерного подхода» Турция приводит отношение ЕС к антимигрантским мерам Греции, которая пользуется поддержкой Брюсселя, несмотря на создаваемые ею препятствия перемещению беженцев через свою границу, противоречащие Женевской конвенции 1951 года и законодательству самого Евросоюза.

Все эти перипетии лишь дополняют чрезвычайную сложность исторического момента, в условиях которого решается будущее многострадальной Сирии. А заодно и «сирийской» политики России и Турции, выступающих в роли ключевых гарантов территориального единства арабской страны.