УЛИЦА, МОЛЬБЕРТ, УЛИЦА

Боль­шое вли­я­ние на Ра­фи­ка Ас­ке­ро­ва ока­за­ли гол­ланд­ская и фла­манд­ская шко­лы жи­во­пи­си. Его на­тюр­мор­ты, соч­ные и жи­вые, вы­пол­не­ны с юж­ным, го­ря­чим тем­пе­ра­мен­том. Яр­кие, бар­хат­ные цве­ты в зе­ле­ной ли­с­т­ве, вы­со­кие се­ре­б­ря­ные кув­ши­ны для ви­на, ви­но­град, про­зрач­ный как стек­ло, над­лом­лен­ные гра­на­ты - все это во­с­точ­ное изо­би­лие при­зва­но ра­до­вать глаз. Cво­е­о­б­раз­ная тех­ни­ка пись­ма и клас­си­че­с­кое ис­пол­не­ние слов­но сме­ши­ва­ют во­с­точ­ный и за­пад­ный сти­ли. Та­лант ху­дож­ни­ка за­клю­ча­ет­ся в том, что ав­тор не про­сто лю­бу­ет­ся кра­си­вы­ми ве­ща­ми, но и спо­со­бен до­не­сти до зри­те­ля вол­шеб­ный аро­мат фрук­тов, све­жесть сре­зан­ных цве­тов и ощу­ще­ние теп­ло­го юж­но­го ве­тер­ка… О се­к­ре­те "ожив­ле­ния" цве­тов и фрук­тов на по­лот­нах, о дет­стве и твор­че­с­т­ве ху­дож­ник Ра­фик АСКЕРОВ рас­ска­зал R+.

- Рас­ска­жи­те о сво­ем дет­стве. На­вер­ня­ка вы на­ча­ли ри­со­вать с са­мых юных лет?

- Я ро­дил­ся в 1953 го­ду в Ба­ку в се­мье ра­бо­че­го и до­мо­хо­зяй­ки. Нас в се­мье бы­ло семь де­тей, я был са­мым млад­шим. Дар ри­со­ва­ния был у всех. Пер­вым ху­дож­ни­ком в на­шей се­мье стал брат Азиз, ко­то­рый был стар­ше ме­ня на 19 лет. Он за­кон­чил Ху­до­же­с­т­вен­ное учи­ли­ще им. Ази­ма Азим­за­де и Ин­сти­тут ис­кусств. Азиз дни на­про­лет про­во­дил в ма­лень­кой ма­с­тер­ской, ко­то­рую сам же пе­ре­де­лал из кро­шеч­ной квар­тир­ки, рас­по­ло­жен­ной над на­ми. Брат был сер­деч­ни­ком. Ро­ди­те­ли очень пе­ре­жи­ва­ли за его здо­ро­вье и ста­ра­лись не от­пу­с­кать да­ле­ко от се­бя. Ко­г­да Азиз ухо­дил по сво­им де­лам, я ти­хонь­ко про­би­рал­ся к не­му в ма­с­тер­скую и, за­та­ив ды­ха­ние, рас­сма­т­ри­вал ху­до­же­с­т­вен­ные от­крыт­ки, ко­то­рые он ча­с­тень­ко при­во­зил из Мос­к­вы. В то вре­мя кни­ги об ис­кус­стве бы­ли на­сто­я­щим де­фи­ци­том, за­то вы­пу­с­ка­лись от­крыт­ки с изо­бра­же­ни­ем по­ло­тен ве­ли­ких ху­дож­ни­ков. Осо­бен­но мне нра­ви­лись очень ре­а­ли­с­тич­ные ра­бо­ты Вик­то­ра Вас­не­цо­ва и Ильи Ре­пи­на. Мне бы­ло лет шесть, и я меч­тал на­учить­ся ри­со­вать как брат. В 1969 го­ду, ко­г­да он не­ожи­дан­но умер, я по­сту­пил в Ху­до­же­с­т­вен­ное учи­ли­ще им. Ази­ма Азим­за­де.

В дет­стве я был бо­лез­нен­ным ре­бен­ком, и вра­чи да­же ска­за­ли мо­им ро­ди­те­лям, что я "не жи­лец" на этом све­те. Ро­ди­те­ли бо­ро­лись за мое здо­ро­вье как мог­ли: во­ди­ли к раз­ным вра­чам и от­прав­ля­ли во все­воз­мож­ные са­на­то­рии на Аб­ше­ро­не. В пе­ре­ры­ве меж­ду са­на­то­ри­я­ми, ко­г­да я при­ез­жал в го­род, со мной обя­за­тель­но что-ни­будь при­клю­ча­лось. Я был не­по­сед­ли­вым и ша­лов­ли­вым. Ме­ня триж­ды сби­ва­ла ма­ши­на, один раз я сва­лил­ся со вто­ро­го эта­жа, а од­наж­ды в ме­ня по­пал но­жик. Стар­шие ре­бя­та во вре­мя иг­ры не­удач­но его мет­ну­ли и чуть не по­па­ли мне в глаз. Но что ­бы со мной ни слу­ча­лось, ме­ня слов­но обе­ре­гал Все­выш­ний. Един­ствен­ное, что мог­ло ме­ня за­нять и ус­по­ко­ить, бы­ло ри­со­ва­ние. Бу­ма­га в то вре­мя бы­ла до­ро­гая, и я про­сто брал мел, вы­хо­дил во двор и раз­ри­со­вы­вал тро­ту­а­ры. Про­хо­жие ста­ра­лись не на­сту­пать на мои "кар­ти­ны", а тех, кто слу­чай­но на­сту­пал, я от­ча­ян­но ру­гал. Ви­дя мое при­стра­с­тие, ро­ди­те­ли от­ве­ли ме­ня в Дом пи­о­не­ров им. Ю.Га­га­ри­на. То­г­да я учил­ся в 4-м клас­се. По­мню, как-то учи­тель­ни­ца раз­да­ла нам аль­бо­мы для ри­со­ва­ния и ки­тай­ские ки­с­ти, ко­то­рые сто­и­ли 50 ко­пе­ек. Ро­ди­те­ли долж­ны бы­ли пе­ре­дать за них день­ги. В то вре­мя мы жи­ли весь­ма и весь­ма скром­но, и ма­ма при­зна­лась мне, что де­нег нет и я дол­жен вер­нуть все об­рат­но. Мне бы­ло страш­но при­знать­ся ей, что я ус­пел из­ри­со­вать весь аль­бом и по­поль­зо­вал­ся ки­с­тью. Че­рез не­сколь­ко дней учи­тель­ни­ца все по­ня­ла са­ма. "Бу­дем счи­тать, что эти аль­бом и кисть я те­бе по­да­ри­ла", - ска­за­ла она мне. Она зна­ла, как я люб­лю ри­со­вать… Я до сих пор по­мню ту кисть с вы­де­лен­ным но­ме­ром 16. Я хо­дил в кру­жок ри­со­ва­ния три го­да, но по­том ули­ца взя­ла свое и я бро­сил ри­со­вать. На­чал за­ни­мать­ся спор­том, ув­лек­ся фут­бо­лом и борь­бой. Я жил на од­ной из са­мых кри­ми­наль­ных улиц Ба­ку - Льва Тол­сто­го. Здесь ца­ри­ли свои за­ко­ны и по­ряд­ки. Мы рос­ли ма­лень­ки­ми ху­ли­га­на­ми и с на­ми не мог­ли спра­вить­ся взрос­лые.

- И чем за­кон­чил­ся ваш "улич­ный" пе­ри­од?

- В 8-м клас­се сво­им не­снос­ным ха­рак­те­ром я так до­вел ди­рек­то­ра шко­лы и пре­крас­но­го пе­да­го­га с боль­шой бу­к­вы Со­ну ха­ным, что она вы­зва­ла ма­му и по­про­си­ла пе­ре­ве­с­ти ме­ня в дру­гую шко­лу. "Он про­сто не­уп­рав­ля­ем! Мы не зна­ем, что с ним де­лать даль­ше", - пы­та­лась объ­яс­нить ма­ме ди­рек­тор. Ма­ма ста­ла про­сить ос­та­вить ме­ня до кон­ца го­да, за­явив, что пос­ле 8-го клас­са я со­би­ра­юсь по­сту­пать в ху­до­же­с­т­вен­ное учи­ли­ще. "Этот бан­дит - и в ху­до­же­с­т­вен­ное?" - уди­ви­лась ди­рек­тор и не ста­ла ме­ня вы­го­нять из шко­лы. А я сра­зу пос­ле окон­ча­ния 8-го клас­са на удив­ле­ние всем с пер­вой же по­пыт­ки по­сту­пил в Ху­до­же­с­т­вен­ное учи­ли­ще им. Ази­ма Азим­за­де. Это бы­ли, по­жа­луй, луч­шие го­ды мо­ей жиз­ни. Каж­дый раз я с боль­шой бла­го­дар­но­с­тью вспо­ми­наю сво­их пре­по­да­ва­те­лей по ри­сун­ку, жи­во­пи­си, ди­рек­то­ра учи­ли­ща Эю­ба Ма­ме­до­ва.

- Как да­лее скла­ды­ва­лась ва­ша твор­че­с­кая жизнь?

- Пос­ле учи­ли­ща я от­слу­жил в ар­мии, за­тем в 1978 го­ду стал ра­бо­тать в Цен­т­ре ре­с­та­в­ра­ции при Му­зее ис­кусств им. Му­с­та­фа­е­ва. От­ту­да был от­ко­ман­ди­ро­ван на ста­жи­ров­ку в Ху­до­же­с­т­вен­ный ре­с­та­в­ра­ци­он­ный центр им. Гра­ба­ря в Мос­к­ве. Ре­с­та­в­ри­руя кар­ти­ны, я уз­на­вал се­к­ре­ты ху­дож­ни­ков и тех­ни­ку их жи­во­пи­си. В со­вет­ские го­ды я брал­ся за лю­бую ра­бо­ту: ри­со­вал агит­про­мов­ские пла­ка­ты с Ле­ни­ным и ло­зун­га­ми "Сла­ва КПСС!", пи­сал с Ру­бен­са, ри­со­вал для ткац­кой фа­б­ри­ки. То­г­да, что­бы твои по­лот­на вы­став­ля­лись и про­да­ва­лись в ху­до­же­с­т­вен­ных са­ло­нах, нуж­но бы­ло иметь выс­шее ху­до­же­с­т­вен­ное об­ра­зо­ва­ние. По­про­бо­вал по­сту­пить в Ин­сти­тут ис­кусств на от­де­ле­ние ке­ра­ми­ки, где учил­ся мой сред­ний брат, но, увы, ме­ня не при­ня­ли. На тот мо­мент мне бы­ло 34 го­да, а в вуз при­ни­ма­ли до 35 лет. Не ус­пел. В се­ре­ди­не 80-х ху­дож­ни­кам раз­ре­ши­ли вы­став­лять свои ра­бо­ты на ули­цах. Я стал пи­сать этю­ды Иче­ри­шэ­хэр, ко­то­рые не­пло­хо про­да­ва­лись, се­рь­ез­но за­нял­ся ис­кус­ством. По­том на­сту­пи­ли ли­хие 90-е: кри­зис, не­ста­биль­ность и длин­ные оче­ре­ди в ма­га­зи­нах. Каж­дый вы­жи­вал как мог. Я же дол­жен был ду­мать не толь­ко о се­бе, но и о сво­ей се­мье. В Ба­ку бы­ло слож­но, и я ре­шил ис­пы­тать судь­бу, от­пра­вив­шись вме­с­те с су­п­ру­гой и дву­мя де­ть­ми в куль­тур­ную сто­ли­цу Рос­сии - Санкт-Пе­тер­бург. Ос­та­но­ви­лись в при­го­ро­де в не­боль­шом жи­во­пис­ном го­род­ке Пав­лов­ске. Раз­ме­с­тив се­мью, от­пра­вил­ся в Пи­тер "на раз­вед­ку". На Не­вском про­с­пек­те уви­дел де­сят­ки ху­дож­ни­ков, при­быв­ших сю­да за "длин­ным руб­лем" из быв­ших ре­с­пуб­лик СССР. Для ра­бо­ты на про­с­пек­те нуж­ны бы­ли лишь два алю­ми­ни­е­вых склад­ных сту­ла, моль­берт, бу­ма­га и ка­ран­да­ши, что я тут же ку­пил в со­сед­нем тор­го­вом цен­т­ре "Гос­ти­ный двор". Так я стал ри­со­вать на Не­вском про­с­пек­те и от­та­чи­вать свою тех­ни­ку бы­с­т­ро­го ри­сун­ка. Да­лее вы­став­лял по­лот­на с ри­сун­ков ве­ли­ких ху­дож­ни­ков в со­сед­нем са­ло­не, ко­то­рые раз­би­ра­лись на "ура". А по­том по­ду­мал пред­ло­жить свои на­тюр­мор­ты, ко­то­рые пи­сал до­ма каж­дый день. На­тюр­мор­ты бы­ли очень яр­ки­ми и во­с­точ­ны­ми для тех кра­ев: алые гра­на­ты, пер­си­ки, ай­ва, хур­ма… По­том ре­шил по­экс­пе­ри­мен­ти­ро­вать и вы­ста­вить не­сколь­ко сво­их ра­бот с Иче­ри­шэ­хэр. Пер­вым по­ку­па­те­лем ока­зал­ся вы­да­ю­щий­ся ак­тер Ки­рилл Ла­в­ров, ко­то­рый, вни­ма­тель­но рас­смо­т­рев мои этю­ды, вос­клик­нул: "Кав­каз! Ба­ку!". Он при­об­рел для се­бя один пей­заж. По­том я ре­шил пе­ре­ехать с се­мь­ей в со­сед­нюю Мос­к­ву, где не­сколь­ко мо­их ра­бот при­об­рел вла­де­лец са­мой круп­ной фар­ма­це­в­ти­че­с­кой ком­па­нии, то­г­да де­пу­тат Вла­ди­мир Брын­ца­лов. Один из мо­их на­тюр­мор­тов на­хо­дит­ся в ча­ст­ной кол­лек­ции Мон­сер­рат Ка­ба­лье - его при­об­рел для из­ве­ст­ной опер­ной пе­ви­цы Ио­сиф Коб­зон. Мои ра­бо­ты так­же на­хо­дят­ся в ча­ст­ной кол­лек­ции из­ве­ст­но­го ита­ль­ян­ско­го по­ли­ти­ка Силь­вио Бер­лу­с­ко­ни. И так по­лу­чи­лась, что моя пер­вая пер­со­наль­ная вы­став­ка со­сто­я­лась в Па­ри­же в 1994 го­ду, пос­ле - в Шер­бу­ре, Швей­ца­рии и США, по­том бы­ли че­ты­ре пер­со­нал­ки в Мос­к­ве.

- И, тем не ме­нее, вы вер­ну­лись в Ба­ку. По­че­му?

- По­то­му что в хо­лод­ной Мос­к­ве мне не хва­та­ло теп­ло­ты и кра­сок род­но­го Ба­ку.

- Цве­ты и фрук­ты на ва­ших ра­бо­тах ча­с­то как буд­то све­тят­ся из­ну­т­ри: за счет че­го до­сти­га­ет­ся та­кой эф­фект? Вы ис­поль­зу­е­те спе­ци­аль­ную тех­ни­ку или пред­мет ожи­ва­ет под ки­с­тью из-за дли­тель­но­го об­ще­ния с изо­бра­жа­е­мым пред­ме­том?

- У ме­ня осо­бен­ных се­к­ре­тов нет, я про­сто пы­та­юсь до­бить­ся то­го, что­бы пред­мет ожил. К то­му же цве­ты очень труд­но пи­сать, по­то­му что они по­сто­ян­но ме­ня­ют фор­му. Бы­с­т­рее всех рас­кры­ва­ют­ся пи­о­ны, ири­сы и бу­то­ны ли­лий. Кста­ти, ко­г­да я пи­шу цве­ты, они слов­но за­сты­ва­ют во вре­ме­ни. Не­сколь­ко раз бы­ва­ло, что я при­но­сил бу­кет, ко­то­рый пи­сал не­сколь­ко дней, и ле­пест­ки не опа­да­ли, слов­но жда­ли, ко­г­да я по­ло­жу на холст по­след­ний ма­зок. Я очень люб­лю пи­сать си­рень. Ник­то из ху­дож­ни­ков не вы­пи­сы­вал си­рень по­дроб­но, ле­пе­с­ток к ле­пест­ку, а толь­ко маз­ка­ми. 

- У вас не­ве­ро­ят­но ин­те­рес­ная жизнь. Не бо­я­лись пе­ре­мен и по­сто­ян­но дви­га­лись впе­ред…

- Мне по­счаст­ли­ви­лось уви­деть и по­об­щать­ся со мно­ги­ми из­ве­ст­ны­ми лич­но­с­тя­ми: это Сат­тар Бах­лул­за­де, Алиш Лем­бе­ран­ский, То­г­рул На­ри­ман­бе­ков, Ба­х­рам Ман­су­ров, Ио­сиф Коб­зон, со­лист груп­пы Supermax Курт Ха­ун­штейн, Ки­рилл Ла­в­ров, рос­сий­ский ак­тер Алек­сандр Па­шу­тин, Вла­ди­мир Брын­ца­лов и мно­гие дру­гие. Для ме­ня по­сто­ян­ное дви­же­ние и есть жизнь. Не пас­сив­ное со­зер­ца­ние со сто­ро­ны, а бег, дви­же­ние впе­ред. И каж­дый раз я го­во­рю се­бе: "Бе­ги, Ра­фик, бе­ги!". И про­дол­жаю жить…