БОРЬБА ЗА СТАТУС

К началу 80-х годов прошлого века Советский Союз впал в глубокий социально-экономический кризис. По основным показателям качества и уровня жизни: ее продолжительности, смертности, обеспечения населения товарами и услугами СССР оказался далеко позади не только развитых капиталистических стран, но и многих развивающихся государств. Однако советские лидеры не только не уменьшали расходы на содержание военных баз за рубежом, поддержку дружественных режимов и прочие меры по сохранению необходимых атрибутов сверхдержавности, но и увеличивали их. Военно-политическая активность усилилась в Юго-Восточной Азии, Мозамбике, Анголе, Йемене, Никарагуа и т.д. Последним звеном этой активности был Афганистан. 

26 декабря 1991 года СССР не стало. 13 января 1992 года МИД России заявил, что Российская Федерация продолжает осуществлять права и выполнять обязательства по всем договорам, заключенным СССР. Мировое сообщество признало за Российской Федерацией статус государства - продолжателя СССР.

Распался социалистический блок, не было денег на поддержку экономик разношерстных "друзей" и кандидатов в них. Но желание быть "сверхдержавой" осталось. Журналист и политолог Виталий Третьяков как-то заметил, что "при Ельцине, когда в Вашингтон отсылались на утверждение проекты госбюджета России, США называли Россию великой державой". По его мнению, американцы публично тешили тщеславие Ельцина для того, чтобы он делал то, что им нужно. 

Казалось бы, с новыми правилами игры, в которой уже нет места для биполярного мира, согласен и Владимир Путин, в 2013 году в послании Федеральному собранию заявивший, что Россия не претендует на статус "сверхдержавы", "понимаемый как претензии на мировую или региональную гегемонию". Ну и, как водится, услужливые "политологи" тут же подвели под это высказывание "теоретическую базу": у России "сейчас не только нет своего глобального сверхпроекта, но и, возможно, временно, нет ни нужды, ни, самое главное, желания такого рода проект создавать".

Вот только президенту США Бараку Обаме не стоило в это верить и заявлять спустя несколько месяцев, в марте 2014 года, о том, что Россия стала "региональной державой", сила которой простирается лишь до ее непосредственных границ. Это был явный просчет его советников, полагавших, видимо, что настало время для психологического и пропагандистского давления на российского лидера. 

Для Путина это был прямой вызов. И он его принял. За короткое время Россия предприняла несколько попыток, правда, безуспешных, утвердиться в статусе великой державы. Украинские события вызвали острую отрицательную реакцию мирового сообщества. И, кроме того, это все же постсоветское пространство. Отношения с Китаем не удалось форсировать в нужном направлении. Процессы в Евразийском экономическом союзе идут, но очень медленно. К тому же ни одна страна, участница ЕАЭС и Таможенного cоюза, не поддержала Россию в ее противостоянии с западными санкциями. И вот резкий, как показалось для многих, разворот на Ближний Восток.

Серьезным сигналом для западных аналитиков должны были послужить слова российского лидера, сказанные им еще в июне в ходе Международного экономического форума: "Нам постоянно пытаются навязывать свои стандарты и свои решения, не сообразуясь с нашим пониманием наших собственных интересов. Нам, по сути, говорят, что в Соединенных Штатах лучше знают, что нам нужно. Позвольте нам самим определить наши интересы и наши потребности, исходя из нашей собственной истории, из нашей культуры". А ведь сказано это было в контексте не только событий в Украине, но и безуспешной борьбы США против террористической организации "Исламское государство" в Ираке и Сирии.

Поэтому очень странно было слышать со всех сторон оценки реакции Запада на начало военной операции России в Сирии как "шок" и "оцепенение". И хотя военная эффективность бомбардировок воздушно-космическими силами РФ у экспертов вызывает сомнение, вмешательство России в затянувшийся конфликт позволило ей разорвать международную изоляцию и предложить Западу сотрудничество. И не с протянутой рукой, а с позиции силы. России удалось сделать так, чтобы Запад вынужден был сотрудничать. Намечается если не общая стратегия, то координация, идет поиск взаимоприемлемых позиций. Переговоры по сирийской проблематике идут практически непрерывно: так, Лавров и Керри обсуждают по телефону сирийское урегулирование в ежедневном режиме.

Приглашение Ирана на совещание по урегулированию в Сирии, которое состоялось 30 октября в Вене, тоже можно считать победой Москвы.

Но пока остается большим вопросом, перерастут ли нынешние консультации, во многом со стороны Запада вынужденные, в полноценное сотрудничество России с США и ее союзниками? На широкое сотрудничество США вряд ли пойдут по многим причинам, включая события в Украине. Хоть происходящее в этой стране не имеет никакой связи с войной в Сирии, дальнейшее улучшение или ухудшение ситуации там напрямую будет влиять на отношение к действиям России в Сирии. 

Нет для этого предпосылок и со стороны России. Потому что при всех разговорах об опасности терроризма главной угрозой для страны в Кремле считают цветные революции. Это отмечено и в новой редакции национальной военной доктрины, представленной в декабре прошлого года. Происхождение же этих цветных революций Москва напрямую связывает с действиями Запада. 

С определенной уверенностью пока можно утверждать лишь о том, что новой холодной войны, в неотвратимости которой были практически все уверены еще месяц назад, удалось избежать. Таково мнение одного из ведущих специалистов России в области международных отношений, академика Алексея Арбатова, высказанное им в ходе недавнего обсуждения состояния российско-американских отношений.

События, разворачивающиеся в Сирии, полагает он, отразили все отличие нынешней ситуации по отношению к временам холодной войны. В те годы на Ближнем Востоке было четкое разделение сторонников - СССР поддерживал арабские страны, США - Израиль. Сейчас нет уже такого раздела. 

Каждый конфликт на Ближнем Востоке - суэцкий кризис 1956-57 годов, затем шестидневная война 1963 года, "война Судного дня" 1973 года ставили СССР и США на грань прямого столкновения, причем с применением ядерного оружия. Но, тем не менее, и перемирия достигнуть было проще - для этого достаточно было договориться двум сверхдержавам. 

Сейчас же на Ближнем и Среднем Востоке у России и США есть единый враг - ИГ. Есть общие друзья - правительства Ирака, Израиля. Есть, правда, неопределенные моменты - например, в отношении к "Джабхат ан-Нусре". С сирийскими курдами США занимают неоднозначную позицию, прежде всего из-за Турции. Значительно осложняет сегодняшнюю ситуацию и тот факт, что помимо России и США в Сирии есть другие участники конфликта, а главные противники у них у всех разные. Для Турции - это курды и Асад, для Асада - Свободная сирийская армия и "Джабхат ан-Нусра", для Саудовской Аравии - Иран и Асад, для Израиля - "Хезболла". Сейчас договориться даже о прекращении огня несопоставимо труднее, чем в годы холодной войны.

"У каждой стороны конфликта есть своя логика, но она работает против примирения "здоровых сил", - полагает востоковед, доктор исторических наук Георгий Мирский. - Это логика алавитов, справедливо опасающихся, что устранение Асада будет означать начало крушения всех позиций их общины. Это логика повстанцев, ни один из которых, даже сверхумеренный, ни за что не согласится на сохранение системы, возглавляемой Асадом, хотя бы из боязни оказаться не то что белой вороной, а просто предателем. И это логика российского руководства, опасающегося, что сдать Асада - это значит крупно подставиться, позволить предположить, что Кремль сдал "своих" под давлением Америки".

В сложившейся ситуации, считают эксперты, участникам антитеррористических операций предстоит решить, не затрагивая амбиций каждого, три первоочередные задачи.

Во-первых, надо договориться об определении организаций, которые являются для них общими врагами, и объединить усилия в их уничтожении. Во-вторых, опыт Афганистана и других конфликтов показал, что при открытых границах покончить с партизанским движением практически невозможно. В Сирии, имеющей общие границы с пятью государствами, все закрыть сложно, но хотя бы с Ираком это надо сделать, для того чтобы нанести поражение тем формированиям ИГ, которые расположены на ее территории. В-третьих, в дальнейшем, возможно, наиболее реалистичной целью будет достижение соглашения о прекращении огня между войсками Башара Асада и группировками, входящими в коалицию умеренной оппозиции.

Президент США постепенно склоняется к мнению, что Башар Асад для США - наименьшее зло, тем более на фоне нормализации отношений с Ираном. Ведь основная вина Асада перед Западом заключалась в союзнических отношениях с Ираном. Теперь же ситуация другая - снимаются санкции, дальше последует восстановление дипотношений и т.д. А раз так, чем опасен Асад? Конечно же, сильное противодействие этому оказывается со стороны Турции и стран Персидского залива. Ну и вмешательство России все изменило, спутало карты. Сейчас перед Обамой стоит уже другая дилемма - а захочет ли он войти в историю как президент США, который пустил Россию на Арабский Восток?

И все же Москве, если она хочет найти общий язык с Вашингтоном, надо постараться сделать это, пока у власти находится демократ Обама, уверен Алексей Арбатов. "Вспомните отношения Хрущева с Эйзенхауэром и Кеннеди, Брежнева с Джонсоном и Никсоном, Брежнева и его приеемников с Картером и Рейганом, Путина с Бушем и Обамой, - предложил эксперт. - Если придет к власти республиканец, изменится и политика США к нам. С ними в чем-то нам, возможно, будет и легче. Они не будут рассказывать о правах человека, про мир без ядерного оружия, про равенство всех перед международным правом. Они без лишней сентиментальности будут относиться к нам так, как это предполагают наши ресурсы, экономический и военный потенциал, включая ядерное оружие. Все будет ясно, просто и прагматично - у вас есть то-то и то-то, а у нас вот это. И соответствующим образом будут выстраиваться отношения".

Если Арбатов прав, то времени на то, чтобы договориться с Вашингтоном, у Москвы остался ровно год.