КАРАБАХ НАДИРА АБДУРАХМАНОВА

Красота и великолепие азербайджанской земли всегда были источником вдохновения для художников, музыкантов, поэтов Азербайджана. Практически каждый регион нашей Родины нашел отражение в творчестве признанных мастеров, прославлявших ее богатую культуру во всем мире. Сегодня, когда мы испытываем невообразимое счастье в связи с освобождением Шуши и всего Карабаха после 28-летней оккупации, очень хочется вспомнить наших деятелей культуры, которые на протяжении всей творческой жизни обращались в своих работах к этой теме. 

Выдающийся художник Надир Гамбар оглу Абдурахманов среди удивительного многообразия сюжетов воплощал и карабахские образы. Человек удивительной судьбы и огромного дарования, Надир муаллим запечатлел в своих работах тот Карабах - Лачин, Шушу, Зангилан, который помнил с детства, тот, который, казалось, был нами потерян... 

К большому сожалению Надир Абдурахманов, родившийся в 1925 году в Лачине и  переживший оккупацию своей малой родины, не застал ее освобождения. Надир муаллима не стало в 2008 году. Поговорить с нами о жизни выдающегося художника мы попросили его сыновей - Арифа Абдурахманова (театральный художник, руководитель Мастерской театральной живописи и композиции Академии художеств АР) и Микаила Абдурахманова (живописец).  

А.А.: Мой дед родился в Шуше, отец - в Лачине. Все его детство было связано с этим краем. Для него как для настоящего патриота это было настоящей трагедией. Он действительно был патриотом своей Родины, это ощущается в его работах. Отец по своей инициативе исколесил практически все районы Карабаха, не только с творческими командировками, но и в связи с депутатской деятельностью. Он чувствовал себя там как дома, бывал на этюдах. 

- В Баку живет много уроженцев Карабаха, но их дети, к сожалению, никогда не видели Шушу или Ханкенди…

А.А.: Я часто бывал в Шуше и Лачине. После окончания Суриковского института в Москве в 1975 году я был приглашен первым секретарем ЦК комсомола Лачина для оформления города произведениями наглядной агитации - плакатами, прославляющими труд, КПСС. В этот период своей жизни я прожил там полгода. Несколько раз бывал и в Шуше. Там, кстати, произошла очень интересная история. В Шуше находился дом генерала царской армии Самедбека Мехмандарова, одну из комнат которого отец мечтал получить под мастерскую. Дело в том, что там, внутри, была потрясающая настенная роспись. Я до сих пор ее хорошо помню. И горком партии Шуши даже принял решение о предоставлении ему помещения в этом доме. Но когда мы приехали в Шушу спустя какое-то время, то обнаружили, что в доме сделан ремонт, стены покрашены и роспись безвозвратно утеряна. И папа отказался от этого помещения. Это был конец 70-х годов. 

- Вы часто бывали в Шуше до известных печальных событий. Можно ли было сказать, что этот город мог принадлежать другой, не азербайджанской культуре?

А.А.: Ни в коем случае! Это был исключительно азербайджанский город - и по архитектуре, и по составу населения. К примеру, моя бабушка до конца жизни не произносила слово «армянин». В начале века она оказалась свидетельницей резни, которую армяне учинили в Шуше, и с того времени на это слово было наложено табу. Вообще, справедливости ради должен сказать, что большого количества армян я в Шуше не видел. Конечно, они там жили, но я не видел их в том количестве, о котором в последнее время часто слышу от всевозможных телевизионных пропагандистов. Шуша была азербайджанским городом. Но я слышал и о таких случаях. Мой друг, бывший в ту пору первым секретарем ЦК комсомола Лачина, рассказывал, что дети высокопоставленных чиновников - армян Ханкенди (Степанакерта, как армяне его называют) как-то решили устроить диверсию на территории Агдама. Для чего собрали деньги и купили цистерну бензина для поджога. Кроме того, были и довольно курьезные выпады со стороны армянского населения. Помню красноречивый случай. Как-то в одной из деревень, прогуливаясь на природе в компании с инструктором ЦК комсомола района, лицезрея наши знаменитые «швейцарские» виды, практически альпийские луга красоты необычайной, набрели на стадо овец. Вдруг появился суровый пастух и с сильным армянским акцентом стал выговаривать инструктору, что некий «йолдаш Петросов» не разрешает здесь пасти «чужих» баранов. Разумеется, это вызвало возмущение с нашей стороны. Инструктор заявил, что места здесь много, травы еще больше,  пусть пасутся  и те и другие. И таких моментов было много. Причем все это время, оказывается, собирались средства для будущей оккупации нашей земли. До так называемого «миацума» карабахские армяне жили очень хорошо. Я бывал в Ханкенди и всегда удивлялся их обеспеченной жизни. Конечно, у меня не было возможности бывать там после известных событий, но я уверен, что  когда они потеряли нас, они потеряли все. У них не было объективных причин быть недовольными, азербайджанцы относились к ним прекрасно, более того, не вмешивались в их внутренние дела. А стоило бы! Ведь эти цистерны, сбор денег и условные Петросовы, которые заботились о чистоте овечьей крови, - продукт мощной пропаганды.  

М.А.: Во второй половине 80-х уже всем было тяжело, не только армянам. В 1985 году я целый месяц жил в карабахской деревне Ахмедлы, писал портреты и пейзажи. Жители этой азербайджанской деревни жили плохо, трудно. Но так было повсеместно. И это была не столько политическая, сколько экономическая катастрофа.  

А.А.: Отец в течение десяти лет возглавлял Союз художников Азербайджана, преподавал в Азербайджанском институте искусств и в эти же годы избирался депутатом Верховного Совета республики от Лачинского района. По депутатской своей деятельности он часто бывал в Карабахе. И вот он, кажется, в 1981 году, в очередной раз поехал в Ханкенди для отбора талантливой молодежи в наш вуз, однако там ему вежливо сказали, мол, спасибо за приглашение, но наши ребята поедут учиться только в Ереван.   

- Как Надир муаллим пережил весть о первых беженцах из Карабаха и Армении?

А.А.: На эмоциональном уровне  - тяжело. Он недоумевал, как такое могло произойти, ведь к армянам в Карабахе всегда хорошо относились. 

- Вы, вероятно, как и все мы, следите за видеоотчетами Минобороны Азербайджана из зоны боевых действий. Узнаете по этим сводкам тот Карабах, в котором бывали до 80-х годов?

М.А.: Нет, не узнаю. Они его разрушили. И сделано это было намеренно, чтобы уничтожить все, что связано с Азербайджаном, с нашей культурой. Шуша - это вообще культурный код, город Натаван, Вагифа, Гаджибекова, Ниязи... Я прекрасно помню нашу красавицу-мечеть с потрясающими минаретами, которая с чьей-то «легкой» руки вдруг стала иранской или персидской. Я впервые столкнулся с тем, как народ питается чужой культурой на фоне собственной исторической несостоятельности. С этим связано огромное количество новодела, которое пытаются выдать за седую древность.

-  Надир Абдурахманов оставил большое наследие - циклы работ о Корее, Болгарии, Италии, Франции и других странах, где он бывал. Можно ли сказать, что Карабах прошел красной линией через все его творчество? 

А.А.: Безусловно. Я вам назову некоторые его полотна на карабахские мотивы - «Шуша», «Вечер в горах Лачина», «На озере Гара-Гель», «Туршсу», «Минкянд», «Весна в горах», «Зимний пейзаж», «Карабахские ковры»… Эти картины с большим успехом экспонировались на персональных выставках. В 1985 году за цикл работ, посвященных людям Карабаха, нашему отцу, Надиру Абдурахманову, была присуждена Государственная премия Азербайджана. 

- Где хранятся полотна вашего отца?

А.А.: В нашем Музее изобразительного искусства, в Министерстве культуры Азербайджана, Третьяковской галерее и Государственном музее Востока в Москве, Музее искусств КНДР, музеях Казахстана и Турции, частных коллекциях. В Лачине до оккупации был замечательный краеведческий музей, которому отец подарил несколько своих работ. Вероятно, этого музея уже нет, а экспозиция разграблена.

М.А.: В 1964 году отец принял участие в работе над фильмом Тофика Тагизаде «Аршин мал алан», создал костюмы для картины. Вот еще один художественный опыт, который хоть и косвенно, но связан с Карабахом.  

- Это правда, что Надир муаллим по первому образованию врач? 

А.А.: Дать медицинское образование своим детям было мечтой деда, Гамбара Абдурахманова, который занимался здравоохранением в Лачине, а затем в Баку работал начальником аптечного управления. Отец закончил медицинской вуз, но ни одного дня не работал по специальности. Он сразу же отправился в Ленинград и поступил в Художественную академию имени И.Е.Репина. Забавно, но в среде художников у отца было прозвище «Доктор».      

- Когда смотришь на работы Надир муаллима, создается впечатление отсутствия ангажированности, принадлежности к какому-то времени, другими словами, нет налета «советскости», идеологической нагрузки. Абсолютно чистые поэтические образы, вневременные вечные темы. 

М.А.: Отец очень любил наблюдать за людьми, занятыми каким-нибудь трудом, взаимодействующими с природой. Так родились «Талышки», «Утро в горах», «Любимые узоры», «Афганец» и другие. У каждого художника есть своя тема, цель в искусстве. Прошло время, но воспевание красоты человека и природы, духовная гармония, присущая живописи Надира Абдурахманова, производят сильное впечатление и сегодня.      

«С детства я ездил с отцом по горным районам, расположенным вокруг Лачина... Любил я ездить в эти районы и во время студенческих каникул. Я наблюдал жизнь людей на яйлагах (летние пастбища), их труд, отдых... Прошло несколько лет, и мне захотелось воспроизвести на большом полотне те впечатления, которые остались с детства и юношеских лет» (из дневника Н.Абдурахманова).  

«Однажды я зашел на чай к своему знакомому (Лерикский район. - Авт.) и увидел, как по двору шла девушка между мотков разноцветной пряжи, из которой ткут здесь ковры... Это было так красиво, и позднее я захотел сохранить в картине мое впечатление» (из дневника Н.Абдурахманова).

Да возрадуется ваша душа, дорогой художник Карабаха. Ваша мечта сбылась. Карабах освобожден!