МИССИЯ МАЭСТРО ВЫСОКОЙ МУЗЫКИ

Каждый дирижер мнит себя самым лучшим, иронизирует наш собеседник - народный артист Азербайджана, дирижер и педагог Ялчин АДИГЕЗАЛОВ. Тут, конечно, не поспоришь, подобного самомнения придерживаются практически все представители творческой интеллигенции. Но чтобы соответствовать высокой планке, поднятой когда-то великими мастерами, нужно неустанно работать, быть профессионалом и честно служить Музыке. Именно в честном служении и видит свою миссию маэстро. Когда готовилось интервью, именитого музыканта назначили главным дирижером Государственного симфонического оркестра имени Ниязи, действующего при Дворце Гейдара Алиева.

- Когда разговариваешь с профессионалом, то чем бы он ни занимался, всех всегда интересуют тонкости, нюансы его профессии. Как бы вы объяснили обывателю: в чем отличие великих, выдающихся дирижеров от средних, даже крепких профессионалов? 

- Любой большой художник, в том числе и дирижер, конечно, явление исключительное, и важно, какую он может создать атмосферу вокруг того искусства, которому он служит. Дирижер, который служит Музыке, его всегда и сразу видно, как только он появляется на сцене. Он еще не начинает концерт, а в зале воцаряется атмосфера высокой духовности, потому что понятно, что сейчас начнется чудо. Ведь дирижер - посредник, он должен передать зрителю чаяния и переживания композитора, которого, скорее всего, уже нет на свете. Ведь 90% из того, что сегодня исполняется, написано небожителями. О чем думал композитор, когда создавал сочинение, какие он испытывал чувства, кого он любил, о чем переживал, о чем страдал, - это все не просто ноты, знаки и «закорючки» на партитурном листе - важно увидеть и услышать, что называется, между строк. Наша задача - сделать так, чтобы человек, уходя с концерта или после спектакля, думал о своем через призму того, что он услышал. Мы хотим задеть его самые тонкие струны, а не просто выйти на дирижерский подиум и рассекать рукой воздух. Сейчас многие хватаются за дирижерскую палочку, но большинство из них заняты своей персоной, своей карьерой, своим эго… 

О композиторе, о служении высокой Музыке мало кто задумывается. К сожалению... Когда на сцене появлялись такие, как Караян, Аббадо, Клайбер, Мравинский, Светланов, Ниязи, Темирканов, сразу возникало ощущение волшебства. Этим отличается великий художник от просто крепкого профессионала. Хотя «профессионал» - это очень хорошее определение, большой дирижер должен быть профессионалом, крепким ремесленником, иначе ничего не получится. Вообще эта профессия окутана мраком, обывателю непонятно, чем занимается этот человек с палочкой. И каждый дирижер считает себя лучшим, каждый! Да, есть великие, а есть и те, кто годами честно служат в театре, ремесленники. Раньше в России говорили «служу в Театре», как в храме. А театр и есть храм, как филармония и консерватория.  

- Как пришло решение или желание заняться дирижированием? Сыграл ли роль тот факт, что вы выросли в музыкальной семье выдающегося композитора Васифа Адигезалова? 

- Конечно, моя судьба, видимо, была предопределена. Я родился в атмосфере высокой музыкальной духовности. И дело даже не в том, что мой отец - композитор Васиф Адигезалов, дед - ханенде Зульфи Адигезалов, а я - представитель уже третьего поколения. Меня с раннего детства окружали творческие люди. Мы жили в Доме композиторов, со всех окон и дверей круглый год доносилась музыка. Мы слышали, как работали Тофиг Гулиев, Ариф Меликов, Рамиз Мустафаев, Муса Мирзоев, Сулейман Алескеров… Это все наш знаменитый двор на улице Гуси Гаджиева (ныне проспект Азербайджана. - Ред.). Эти же люди были нашими педагогами, сначала в школе, затем в консерватории. Мы росли в исключительной атмосфере - все разговоры были только о музыке. Рядом был Дом писателей, дальше - Дом художников. У нас, детей наших родителей, было только искусство, ну и еще немного спорт, футбол. Больше мы ни на что не отвлекались. Нас водили на концерты и спектакли, мы постоянно посещали филармонию, оперный театр, ничего не пропускали. Родители очень внимательно относились к нашему образованию. Они понимали, что, если не будут нас серьезно готовить, мы не сможем стать настоящими профессионалами. А они, безусловно, этого хотели, как и я сейчас этого хочу. Но душа болит, конечно, я понимаю, через что надо пройти молодому человеку, чтобы добиться большого успеха в творчестве сейчас, в наше время. К примеру, мой младший сын избрал дирижерскую профессию, поступил в консерваторию, хотя я его отговаривал. Лично я не смог бы заниматься ничем, кроме музыки. Поверьте, я это говорю не ради красивых слов. Меня больше ничего так сильно не трогает. Может быть, только спорт, вернее, его яркие мгновения, ведь там тоже всегда высокий адреналин. Гол в футболе - это та же кульминация в симфонии, когда происходит выброс энергии, и это задевает тебя за живое. Ради таких ощущений, ради таких мгновений мы и выходим на сцену. Это можно назвать даже болезненным состоянием. В принципе, нормальный, спокойный, уравновешенный человек на сцену не пойдет. Туда пойдут люди, которые не могут без этого жить. Классические музыканты, в большинстве своем, не зарабатывают каких-то умопомрачительных денег. Всевышний избирает людей, которые хотят служить Музыке. У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже. В этом смысле мне, конечно, повезло родиться в семье композитора. Отец смог привить мне любовь к настоящему высокому искусству, к большой музыке. И я бесконечно счастлив, что могу продолжать дело отца. Если бы я не стал музыкантом, то, наверное, посвятил бы себя врачеванию, как мой брат. Но так получилось, что он лечит тела, а я старался излечить если не душу, то сознание человека, который приходит в концертный зал с надеждой. Хотя, если быть откровенным, окончательно испорченного человека музыка никогда не исправит. Завистливый и озлобленный человек не выйдет после концерта другим, он таким же и останется. Детей надо с детства воспитывать, заставлять слушать хорошую музыку, точно так же водить их в музеи и давать им читать правильные книги. 

- Хорошему дирижеру обязательно нужно быть диктатором? Можно ли в большом коллективе обойтись без жесткого управления? 

- Мне вообще не нравится слово «диктатор». Если ты будешь диктатором в музыке, тебя будут ненавидеть. Дирижеру, которого музыканты ненавидят, оркестр играть не будет. Дирижер не сможет вовлечь музыкантов в этот процесс любви. Ведь мы, фактически, объясняемся друг другу в любви на сцене. Если вы имеете в виду дисциплину, то это совсем другое. Если не будет организованности, ничего толкового в творчестве не получится. Дисциплина должна быть железная, обязательно, как в армии, но надо начинать с себя. Если дирижер будет грамотным, собранным и самокритичным, то музыканты это сразу увидят. Необязательно, чтобы они его любили, уважения вполне достаточно. Дирижер один управляет большим коллективом, иногда в 250-300 человек одновременно. И все, по мановению палочки, должны подчиниться его воле, его вкусу музыканта, интерпретации. Почему? Потому что только к нему они обращаются «Маэстро». Значит, он обязан быть чуть образованнее, талантливее, харизматичнее. Тогда они ему поверят и произойдет чудо. А диктатора они будут в душе ненавидеть, оркестр играть, конечно, будет, но жить и дышать - нет. Таких оркестров очень много, и далеко ехать не надо: здесь, рядом с нами такое, к сожалению, происходит.  Я своих учеников этому не учил. Новые времена диктуют иные правила игры. Это их карма, пусть сами разбираются.  

- На ваш взгляд, существует ли музыка, до которой нужно дорасти? Бытует мнение, что произведения, написанные гениями, понятны сразу. Так ли это?

- Тут все упирается в образование, в количество прочитанных книг, общее развитие человека. Потому что, если привести молодого неподготовленного человека на выставку Сальвадора Дали, Фрэнсиса Бэкона или Энди Уорхола, понятно, что он не ничего не воспримет. Точно так же, если его привести в концертный зал слушать «Весну священную» Стравинского или Концерт для оркестра Бартока, конечно, он будет в шоке от непонимания. Но… На наши концерты в Баку приходит большое количество не музыкантов: врачи, педагоги, представители интеллигенции, молодые люди. В Филармонии на наших программах всегда аншлаги. И даже если они не разбираются в тонкостях, все равно говорят: спасибо, это было потрясающе, у нас мурашки по телу пошли! Вот эти «мурашки» - для меня самая большая оценка. Люди начинают чувствовать и эмоционально реагировать, чисто интуитивно. Это важно! А тот поток низкосортной музыки, который несется с экранов телевизоров и радио, он развращает вкус, оскорбляет и унижает молодое поколение. Мне особенно больно видеть это в своей стране, среди представителей моего народа. Я недавно выступал в Санкт-Петербурге, так мне рассказали, что до меня туда приезжала некая певичка, которая три часа пела под фонограмму при пятитысячном стадионе. То, что она выдает, музыкой назвать нельзя. Обезумевшие фанаты перекрывали улицы, ей не давали возможности выйти из машины. К слову, заработала она за концерт столько, сколько классик не заработает за год. Это - трагедия для целого поколения молодых людей, чудовищный провал в ментальности. И поклонники подобных лже-артистов - те, чьи родители образованием своих детей не занимались.  Это очень серьезная проблема. 

- За столько лет профессиональной деятельности стала ли сцена для вас родным домом, в котором всегда спокойно и уютно? Или каждый раз как в первый класс, волнение и неизвестность?

 - Волнение есть, и оно будет всегда. Может быть, с годами ты становишься профессиональнее, увереннее, потому что есть, безусловно, навыки, наработанные годами, ты знаешь, где ждать подвоха, ты подготовлен, чтобы предвосхитить сюрпризы, это - да. Но музыканты оркестра - живые люди. Ты не можешь ни за кого ручаться: у кого-то просто нет настроения, проблемы в семье, кто-то болеет, а кто-то вообще не расположен к музицированию в этот вечер. Зритель не должен этого знать, это никого не интересует. У тебя самого может быть высокая температура или болеть рука, но ты должен выйти на сцену и творить. Людям все равно, в конце концов, они заплатили деньги, пришли, чтобы получить удовольствие. Но дорога на дирижерский подиум - это путь на эшафот: идешь и не знаешь, что тебя ждет. Иногда бывало, что неподготовленный концерт оставлял неизгладимое впечатление на долгие годы, но бывает, что продуманное до мелочей выступление просто рушится - один прокол, второй, кто-то не там вступил, второй взял не ту ноту, певица выбежала на сцену на десять секунд позже. Все это вполне может быть, это живая музыка. Стараешься, чтобы этого не заметили зрители. Да, родным домом стали и сцена, и театр, потому что это наша территория, мы чувствуем атмосферу, но волнение присутствует всегда. Мне кажется, если это волнение пропадет, то лучше на сцену не выходить. Причем оно начинается накануне, с утра в этот день домашние знают, что со мной лучше не разговаривать, близко не подходить, лишних вопросов не задавать. Это все издержки профессии.  

- Что для вас из азербайджанской симфонической музыки - недостижимая высота, сравнимая по значению и глубине с мировыми шедеврами? 

- Если говорить только о симфонической музыке, это, безусловно, симфонические мугамы. И первенство всегда будет принадлежать неповторимой партитуре, шедевру маэстро Ниязи - симфоническому мугаму «Раст». Это один из шедевров классической симфонической музыки XX века, сравнимый по своей значительности с музыкой Равеля, Дебюсси, композиторами-импрессионистами! Пронизанная национальным колоритом мугама и созданная в лучших традициях западноевропейской композиторской школы. Гениальная музыка! Конечно же, Фикрет Амиров и его симфонические мугамы - «Шур», «Кюрд Овшары» и «Баяты-Шираз». Партитура «Сегях» Васифа Адигезалова. Если говорить о сценических произведениях, то, безусловно, это все, что вышло из-под пера гения Узеирбека. Мы все едим хлеб этого человека, мы ему обязаны, благодарны и должны каждый день ходить на его могилу и низко кланяться. Это он воспитал Караева, Амирова, Ниязи. Старшее поколение - Джевдет Гаджиев, Солтан Гаджибеков, Рауф Гаджиев. Затем среднее поколение - Ариф Меликов, Васиф Адигезалов, Хайам Мирзазаде, Муса Мирзоев, Акшин Ализаде, Азер Рзаев и многие другие. И все это заслуга Узеирбека! «Лейли и Меджнун» - это хрестоматия, опера «Кероглу» может ставиться на любой сцене мира, в Metropolitan Opera, Гранд-Опера, в Ковент-Гарден... Но мы до сих пор не сделали этого, мир не знает «Кероглу», «Севиль», хотя по своей драматургии и музыкальному материалу эти произведения ничем не уступают произведениям Верди и Пуччини. Поверьте, мы можем ставить их на одну полку с великими итальянскими операми. Балеты «Семь красавиц» и «Тропою грома» Караева, «1001 ночь» Амирова достойны лучших сцен мира, слава Богу, что «Легенда о любви» Меликова прошла по всем ведущим мировым театрам. И наконец, через 50 лет спектакль вернулся в Азербайджан. Тоже парадокс, лицемерный, жалкий фарс, о котором не говорить невозможно, а говорить - стыдно. Но ведь это происходило с молчаливого согласия чиновников от культуры… Гордиться тут нечем, это не славная страница истории азербайджанской музыки: почти полвека балет шел во всем мире, кроме нашей страны. Почему? Но это уже вопрос не ко мне.  

- Если бы вы готовились к концерту симфонического оркестра, что бы как дирижер обязательно включили в программу?  

- Если концерт не посвящен творчеству или юбилею одного композитора, то я стараюсь включать в программу музыку композиторов разных эпох, стилей и композиторских школ. К примеру, очень люблю играть в одном концерте Баха и Шнитке, или Стравинского и Римского-Корсакова. Или такая модель - Шостакович, Караев, Адигезалов, либо Шостакович, Караев, Меликов. Эти программы пользуются большим интересом, особенно на территории постсоветского пространства. Я много езжу по бывшим советским республикам, поэтому могу судить. Так вот, этот формат - дед, отец и внуки - очень хорошо принимают. Дело в том, что, когда Дмитрий Шостакович приезжал в Баку, он называл всех учеников Караева своими внуками. Он говорил, что Караев учился у меня, а вы - у Караева. Стараюсь включать в программу совсем молодых композиторов, к примеру, Аяза Гемберли. Ну и, конечно, очень важно, когда произведения наших композиторов исполняют музыканты из других стран. К примеру, недавно был концерт в Киеве, и два романса - Ölkəm Асафа Зейналлы и «Арзу» Ниязи - исполняла солистка Государственного театра оперы и балета Киева… на азербайджанском языке. И это было потрясающе. Очень важно нести нашу культуру в другие страны. В прошлом году Третий фортепианный концерт Васифа Адигезалова мы с большим успехом играли в Рио-де-Жанейро с бразильским пианистом. Причем он сам выбрал концерт моего отца, без моего ведома. 

- Мы очень любим сравнивать времена прошлые с временами настоящими: трава зеленее, сахар слаще, солнце ярче и пр. Что в музыкальной жизни Азербайджана было однозначно лучше, к примеру, 30 лет назад? И хуже? И что сейчас, происходящее в музыкальной жизни страны, вводит вас в диссонанс? 

- Ну, 30 лет назад здесь был хаос, мы думали о другом - как спасти нашу культуру, как сохранить  то, что создано не нами, к примеру, симфонический оркестр, основу которого заложил Узеирбек. Меня, молодого дирижера, вызвали из Вены и назначили главным дирижером симфонического оркестра, потому что здесь никого не осталось - все убежали. Дирижеры, музыканты... Зарплата тогда была десять «ширванов», то есть, 20 долларов, когда в Турции музыканты получали по две тысячи долларов. Самые трудные времена, когда мы находились на пороге гражданской войны, наши коллеги «пересидели» за границей, а затем вернулись на то, что мы сохранили, работая без зарплаты в неотапливаемых залах. Если б и мы уехали, то образовалось бы белое пятно, которое уже невозможно было бы восстановить. Но времена изменились, наши музыканты могут свободно концертировать на лучших площадках мира, особенно, конечно, преуспели наши вокалисты. Бесспорно, 30 лет назад публика была иная, воспитанная в советских традициях, на классике. Элитарное искусство всегда ценилось узким кругом слушателей, мы никогда и не рассчитывали на массовость. Просто надо все делать на качественном уровне, тогда и люди будут приходить в концертные залы. Знаете, я часто отказываюсь от концерта, если понимаю, что показать высокий уровень не получится. Спасет только качество, профессионализм. Все уйдет в небытие, останутся только великие партитуры, великие книги и картины.

- Назовите  навскидку  трех музыкантов, дирижеров, композиторов, кто повлиял на ваш выбор жизненного пути.

- На выбор моего жизненного пути повлияли три человека… Это мой отец, Васиф Адигезалов, мой кумир и самый большой авторитет в жизни. Человек, с которым я разговариваю каждый день, даже сейчас. Мой отец - моя путеводная звезда. Я благодарен Всевышнему, что он послал мне такого человека. Дальше - маэстро Ниязи, безусловно. Его харизма, его отношение ко мне, как он дал мне путевку в жизнь, рекомендовал меня моему другому гениальному учителю, Илье Александровичу Мусину, легенде дирижерской педагогической школы, к которому я поехал в Санкт-Петербург и у которого имел счастье учиться пять лет. Вот это и есть те три выдающихся человека, повлиявшие на мой выбор. Память о них я храню с большим трепетом. 

- О чем мечтает дирижер Ялчин Адигезалов? 

- Ялчин Адигезалов мечтает о том, чтобы на его родине, в Шуше, был построен ультрасовременный, роскошный концертный зал. Чтобы мы могли приглашать на ежегодный фестиваль «Харыбюльбюль»  лучшие оркестры, лучших солистов, чтобы мы могли в Шуше исполнять шедевры мировой классики. Я мечтаю, чтобы как можно скорее был закончен ремонт в Театре оперы и балета, чтобы мы могли возродить наши выдающиеся оперы и балеты. Мне посчастливилось стать первым от нашей страны дирижером на знаменитой сцене «Арена ди Верона», где под открытым небом десять тысяч зрителей в течение двух часов слушали азербайджанскую музыку. Наша музыка звучит во всем мире, ежегодно в Бразилии, где я являюсь приглашенным дирижером в оркестре Рио, в том же Кейптауне, Мексике, Израиле, Чехии, Вьетнаме, везде знают нашу музыку. Но надо серьезно и больше работать, чтобы музыка азербайджанских композиторов звучала на лучших площадках мира. В этом я вижу свою миссию. И еще... Слушайте великую Музыку и постигайте высокое искусство.