ПРАКТИЧЕСКАЯ ОПЕРА

Авяз АБДУЛЛАЕВ - пример успешного и целеустремленного человека. Прежде чем прийти в оперу, ведущий солист Национальной оперы в Манхайме, народный артист Азербайджана попробовал себя в других профессиях, но судьба распорядилась таким образом, что именно опера стала работой, увлечением, панацеей и жизнью нашего собеседника. Что сегодня происходит в оперной жизни Азербайджана, как изменится наша культура после восстановления Театра оперы и балета? Обо всем этом в разговоре с ним.        

- Когда говорят об успехах азербайджанской академической музыки на мировом уровне, первое, что приходит на ум, это творческие достижения наших вокалистов. Как вы считаете, почему не инструментальная музыка? И если говорить о театре, то даже не балет, а именно оперные вокалисты уверенно покоряют слушательскую аудиторию за пределами нашей страны…

- Если говорить о нашей музыке в целом и ее продвижении за пределами Азербайджана, то ее надо пропагандировать, поддерживать. Это должно быть одной из первостепенных задач Минкультуры. Для этих целей нужны определенная стратегия, план, а для начала необходимо задать себе вопрос: почему все еще не в полной степени азербайджанская музыка представлена на мировых площадках? Можно ли считать пропагандой то, что какой-то наш приглашенный за границу дирижер в рамках гастрольной программы исполнит лишь одно-два произведения азербайджанских композиторов? Что это даст Азербайджану? Помню, как в Амстердаме в 2019 году в зале AmsterdamRoyalConsertgebouwсостоялась мировая премьера произведения Франгиз Ализаде «Пассион Насими», в котором я по приглашению композитора принял участие как солист. Так вот в зрительном зале практически не было азербайджанцев, за исключением одного-двух человек. Вот так работал прошлый состав Минкультуры. Ах, да, еще была съемочная группа, которая сняла о мировой премьере... пятиминутный репортаж. Так не делается нигде в мире! Надо было вести прямую трансляцию, устроить праздничную атмосферу у себя в стране по этому поводу, напечатать статьи, сделать передачи! Думаю, что было бы неплохо, если бы наши компании и предприятия определенный процент своего бюджета тратили на благотворительность и культуру. Оплачивались бы обучение талантливых студентов за границей, поездки музыкантов на конкурсы, мастер-классы, обучение поваров в лучших кулинарных школах, их участие в соревнованиях. Это гарантия того, что потом в страну вернутся квалифицированные специалисты. Это все недешево и редко кто может себе это позволить в полноценном формате. Дело в том, что международные конкурсы имеют высокий уровень, и музыканты, которые хотят в них участвовать, должны соответствовать этим требованиям. Поэтому неплохо было бы приглашать к нам знаменитых музыкантов на мастер-классы. Знаю, что это делается, но этого должно быть больше. Конечно, в идеале нужно привезти двух-трех музыкантов на несколько месяцев, чем посылать туда десять человек на учебу. Надо просто договариваться. Поверьте, и мы, те, кто уже много лет работает за границей, имеем связи, можем помочь. Состав Минкультуры поменялся, есть надежда на подвижки, но время идет, неплохо бы встретиться и поговорить, предложить какие-то идеи для того, чтобы ситуация улучшилась.

 - Вы уже давно являетесь ведущим солистом Национальной оперы Манхайма, оставаясь при этом народным артистом Азербайджана, у вас есть возможность сравнивать... Что из того, с чем вы сталкиваетесь в Германии, вы бы привнесли в нашу оперную жизнь, и наоборот?

- Да, я много лет являюсь ведущим солистом Национальной оперы в Манхайме. В Баку в нашем оперном театре поменялось руководство, мы очень этому рады, начался ремонт, который стоило бы сделать еще 20 лет назад. Проводятся реформы, и это прекрасно, я очень благодарен лично Юсифу Эйвазову и его команде, Сабине Асадовой, его заместителю, оба являются прекрасными артистами, исполнителями и поэтому великолепно знают, что нужно делать. Если же сравнивать с Манхаймом и не только с ним, то применительно к нашему театру в Баку посоветовал бы поднять заработную плату артистам, всем работникам, потому что это очень сложный вид искусства. Добавил бы больше дисциплины, но уверен, после того как театр будет восстановлен и заработает как полноценный механизм, все будет прекрасно. Здесь, на Западе, есть такая традиция во многих театрах, что-то вроде фан-клуба. Это не совсем фанаты оперы, у которых есть сезонные билеты. Они практически работают в театре, у них допуск на все спектакли, они являются спонсорами театра. Когда формируется репертуар, их представители говорят, что они хотят увидеть, их мнение учитывается дирекцией театра, с ними советуются, и в репертуар на следующий год включаются те спектакли, которые они рекомендуют. Эти люди вносят весомый вклад в работу театра, потому что, сами понимаете, декорации, приглашенные артисты, дирижеры, режиссеры - это все стоит больших денег: дорога, отели, гонорары. Опера все же элитный вид искусства, и не хотелось бы, что ее планка падала на уровень чего-то тривиального, какого-нибудь шоу-бизнеса. В том же балете, в котором век артистов очень недолог. Пик мастерства приходит в довольно молодом возрасте. А в опере, где необходимо время для того, чтобы окреп голос и созрело мастерство драматического артиста, как вино, совершенно другие задачи. Оперное искусство надо беречь, особенно со стороны государства. Хорошо, что у нас начались реформы, но хотелось бы, чтобы Минкультуры советовалось с людьми, занятыми в театре, а посоветовать, поверьте, можно многое. Надеюсь, что ситуация изменится и со стороны ведомства последует еще больший интерес к этому вопросу.    

- Есть такое расхожее представление о том, как становятся оперными певцами. Хорошо, если до нужного возраста человек обучался азам музыки, закончил музшколу и к моменту становления голоса имеет определенный культурный бэкграунд. Но бывают случаи, когда идут на оперную сцену, грубо говоря, с улицы - высшие силы на 18-летие подарили голос. Как в вашей жизни «случился» баритон и интерес к опере?

- Когда есть культурный бэкграунд, если ребенок в музыкальной школе проходит сольфеджио, занимается на музыкальном инструменте, потом учится в консерватории, то есть, проходит долгий путь, то это, конечно, хорошо. Но бывают и другие случаи, и их много. У меня много коллег, «заявившихся» из других профессий. К примеру, я закончил Национальную авиационную академию, получил профессию инженера-механика, причем учился хорошо и стал специалистом. Но в то время была некая неопределенность и ситуация была непростой, поэтому ни одного дня не довелось поработать в своей профессии, хотя очень этого хотел. Но все не случайно. После армии поступило интересное предложение поработать на кухне. Моя мама была поваром национальной кухни, а сестры были заняты кондитерским делом, поэтому с детства вокруг меня все пекли и готовили. Мне стало интересно, и я попал в кейтеринговую компанию - ресторан азиатской кухни. Так проработал много лет. Однажды друг подарил мне диск с ариями великих теноров. Надо сказать, что до этого момента я никогда не слушал классическую музыку, не было интереса. Диск я прослушал и просто «пропал» на арии Канио из оперы «Паяцы» Леонкавалло. Помню, что эту двухминутную арию я слушал всю ночь - не мог остановиться и оторваться. К утру я уже был заражен. Мне очень хотелось исполнить эту арию, я почему-то решил, что тоже тенор. Потом моя соседка, педагог музыки, подготовила со мной несколько песен, с ее помощью я их исполнил в музыкальной школе. Затем, когда я «вопил» на кухне, а к тому времени я уже работал шеф-поваром, ко мне подошли посетители и сказали: молодой человек, если вы так хотите петь, идите в консерваторию, что вы здесь делаете?! Но я делал это для себя, и мысль о профессиональной карьере мне не приходила в голову. И тут опять мне повезло. Меня услышала в туристическом автобусе, когда мы пели хором, председатель Республиканского женского общества Земфира Вердиева. Представители общества написали письмо в Минобразования, затем меня послушал Фархад Бадалбейли. В результате я был сразу зачислен на второй курс (второе высшее образование. - Авт.) и там в 27 лет начал изучать сольфеджио. Буквально через год меня взяли солистом в наш оперный театр. Вот так началась моя карьера.  

- Ваши самые любимые оперные спектакли.

- Мне повезло, так как у меня много любимых оперных спектаклей и я могу выбирать то, что мне хочется петь. В моем репертуаре около 50 главных ролей, и, наверное, 45 из них можно назвать любимыми. Это и Верди, и Пуччини, и Римский-Корсаков, Массне, и азербайджанская оперная музыка. К примеру, «Интизар» Франгиз Ализаде, в которой я пою две баритоновые партии, и положительную, и отрицательную, очень мне нравится. Вот тоже красноречивый пример. Я очень хотел, чтобы эту оперу поставили в одном из немецких театров. Дирекция попросила партитуру, и я обратился с этой просьбой в наше Минкультуры при старом руководстве. Представьте себе, что в течение нескольких месяцев они не могли выслать ноты. Каково же было мое удивление, когда директор театра сказал, что сам нашел партитуру, видя создавшуюся с пересылкой проблему. Однако из-за того, что в оперных партиях было много восточных мелизмов, от идеи постановки пришлось отказаться - не все певцы смогут это спеть. Франгиз ханым тогда сказала, что это не проблема, и она сможет адаптировать музыку для удобства западных исполнителей, было обращение в Минкульт, но никакой помощи, даже интереса со стороны ведомства не последовало, поэтому идея осталась нереализованной.                    

- В недавнем разговоре с нашим именитым дирижером Ялчином Адыгезаловым прозвучала мысль о том, что опера «Кероглу» Узеирбека заслуживает иной судьбы. Как вы думаете, в эпоху экспериментального театра, погруженного в психологические хитросплетения, может ли героическая опера заинтересовать и, главное, впечатлить «заграницу»?

- Вы знаете, если внести некоторые изменения, то и «Кероглу», и «Интизар», и «Севиль» могут достойно идти на мировых площадках. Недавно прошла новость о том, что грузинский спектакль был переведен на итальянский язык, и он с большим успехом прошел в итальянских театрах. Зал аплодировал стоя. Почему бы с нашими операми не сделать то же самое? Конечно, «Кероглу» заслуживает большой популярности, но для этого надо прилагать усилия, нужна поддержка, потому что популяризация - это очень непростое дело. Один человек не в состоянии продвигать такой проект, это нонсенс.

- В недалеком будущем после ремонта откроется Азербайджанский театр оперы и балета. Вероятно, при новом руководстве будет обновлен и репертуар. Считаете ли вы, что репертуарные театры в настоящее время в принципе жизнеспособны? Не лучше ли отказаться от старой советской традиции, когда многие артисты месяцами, годами не выходят на сцену, ждут своего звездного часа?

- Да, репертуарный театр жизнеспособен. Нет спектаклей, которые можно назвать нежизнеспособными. Другое дело, как их поставить и преподнести зрителю. В одних и тех же спектаклях можно менять режиссуру, постановку, переносить в другие обстоятельства и время, музыка все равно прекрасная, и это всегда будет идти на ура. Конечно, нужно и добавлять в репертуар новые названия, к примеру, если два года идет один спектакль, то его нужно поменять на что-то другое, если зрителям нравится, можно и вернуть обратно. Надо просто расширять репертуар, и тогда всем артистам, которые остаются без дела, найдется место под солнцем. Труппа должна увеличиваться, из-за того, что оперный театр в стране один, а страна немаленькая, было бы неплохо, если бы часть труппы гастролировала по городам Азербайджана, давала концерты, даже спектакли в камерном формате, без декораций. В современном мире можно двумя лазерными проекторами заменить любые декорации. Было бы желание. Очень надеюсь, что наши артисты будут гастролировать и по стране, и за ее пределами. 

- Опера - это драматический музыкальный спектакль. Другими словами, кроме вокала необходимо и актерское мастерство. А можно обойтись без этих заламываний рук и игры лицом, надеясь лишь на профессиональное исполнение вокальных партий и речитативов? Я никогда не слышала, чтобы оперного певца оценивали как актера, обычно - не сфальшивил, «дыхалка» не подвела, вытянул, вибрато и прочее.

- Если после драматического спектакля зритель уходит со спектакля в слезах, вызванных игрой оперных артистов, а не просто силой воздействия голоса, то этим все сказано. Этого достаточно. Зрителей одним вокалом или музыкой не удивишь: можно накупить качественной аппаратуры и дисков и наслаждаться дома. Сейчас на сцене играют настоящую драму. В театре же люди смотрят спектакль, действо, их, как вы говорите, заламыванием рук и игрой лицом уже не возьмешь, нужно что-то потрясающее. Обещаю, что после ремонта нашего театра любителей оперы ждет множество сюрпризов, не просто старые репертуарные спектакли. Уже в следующем году театр порадует своих зрителей. Дождитесь!

- Когда бакинские театралы смогут увидеть и услышать вас живьем на сцене?

- В следующем месяце, дай Бог, меня можно будет увидеть в опере «Богема», в образе художника Марселя. Эта роль мне дорога, так как я люблю рисовать, это одно из моих хобби. Кстати, с этим спектаклем связан очень интересный случай. На одном из немецких оперных фестивалей, где должна была быть поставлена опера, режиссер предложил мне в процессе всего спектакля ходить с полотном и как будто бы делать наброски, зарисовки. Я сказал, зачем же «как будто», я буду рисовать. И на протяжении, кажется, десяти спектаклей я рисовал своих партнеров, дирижера, кого-то из зрителей: пока кто-то пел, я подходил к краю сцены и рисовал тех, кто был мне интересен. Получилось так, что в детском хоре, который тоже участвовал в спектакле, была девочка в инвалидной коляске. У нее было какое-то заболевание костей, и она пела, находясь в этом кресле. И однажды, выйдя в фойе во время паузы, я увидел пустую коляску, на которую из окна падал луч света. Это было очень живописно, и я не смог не нарисовать эту композицию. Так получилось, что на уже изрисованном полотне эта коляска оказалась в самом центре. Потом это полотно продали на аукционе за неплохую сумму, и деньги перечислили в фонд помощи детям-инвалидам. И вот, я уже в самолете, собираюсь лететь на родину, вдруг звонит телефон. Представляете, это была та самая девочка в инвалидном кресле. Она, плача, сказала, что благодарна мне за то, что я нарисовал ее кресло пустым, без нее, а значит, есть надежда на выздоровление. «Я буду ходить», - заявила она. Думаю, будет лишним говорить о том, что со мной творилось во все время полета после этих слов. И вообще, это прекрасная опера, я очень ее люблю, думаю, и зрители в феврале получат большое удовольствие.

- Можете ли вы сказать, что подарила вам опера? Представляете ли вы себе иногда жизнь без музыки великих оперных композиторов?

- Опера, а это уже моя третья профессия, очень меня изменила. Я очень благодарен музыке. Если честно, то в школах давно пора ввести хоровое пение, уроки музыки и сольфеджио, что давно уже распространено на Западе. Классическая музыка меняет сознание. Это лекарство, и оно исцеляет. И еще было бы неплохо, чтобы дети занимались актерским мастерством. Нельзя ограничивать детей только какими-то сценками в рамках начальной школы, по ходу взросления было бы неплохо для них делать постановки пьес Шекспира, поэм Низами, Фирдоуси… Возможно, я наивен, но мне кажется, что все войны в мире происходят от того, что люди в детстве не наигрались. Мне повезло, из моих почти 50 ролей 47 - это отрицательные герои. Весь негативный набор, то есть убийцы, предатели, подлецы, тот же Мефистофель или дьявол из оперы «Борис Годунов», которого я буду исполнять здесь, в Манхайме, буду переживать эмоционально преувеличенно раз в сто. И в жизни мне это уже не нужно, потому что накопленные отрицательные эмоции я «израсходовал» на сцене. Вообще я пел во время медитаций, пропевая мантры, так как одно время серьезно занимался индийскими практиками. И сейчас, имея такую возможность, панацею, понимаю, что это избавление от многих проблем. Театр, пение раскрывают человека, это настоящее сокровище. Не надо раскрывать свои возможности на поле боя, в конфликтах, лучше имитировать их на сцене.