«Я ПРОСТО НЕ МОГУ НЕ ИГРАТЬ»

Музыка проникает в душу и оставляет след там, где слова бессильны. Хотя семья флейтиста Агарагима ГУЛИЕВА и поддерживала всячески искусство, она не желала для него этой стези. Выросший в окружении музыкантов, он с детства слышал звуки фортепиано в исполнении своей бабушки, известной пианистки и педагога Эльмиры Мустафаевой, и мамы - концертирующей пианистки, которая знала, что карьера музыканта требует полной самоотдачи.

Агарагим буквально не давал семье покоя, играя разные отрывки из мелодий, которые запоминал на слух. «Это грех - оставлять талант нераскрытым», - сказала однажды бабушка, которая пыталась удержать его от этого призвания. С тех пор и начался этот его путь: сначала занятия в музыкальной школе, потом первые выступления на больших сценах. В 2018 году он удостоился премии «Золотой ключ» во Франции среди исполнителей на флейте. В 2020 году Гулиев принял участие в фестивале в Академии Джеймса Гэлвея и выступил на одноименном Международном фестивале исполнителей на флейте, где был удостоен стипендии организаторов проекта Galway Flute Academy. В 2023 году молодой флейтист и пианист Эльданиз Алекперзаде создали дуэт Duo Avey, исполняющий азербайджанскую музыку в Париже. 19 ноября молодые музыканты выступили в концертном зале Korto, представив зарубежному зрителю произведения Габриэля Форе, Франка Мартина, Сергея Рахманинова, Карла Райнеке и азербайджанского классика Фикрета Амирова. Концерт дуэта был направлен на объединение людей вне зависимости от их происхождения и убеждений и вызвал бурные овации зрителей. 

- С 9 лет начались ваши выступления на значимых сценах. Какую роль в этом сыграла поддержка семьи?

- Скорее наоборот, родные были категорически против, чтобы я становился музыкантом. Сейчас я понимаю почему: это большая ответственность, постоянный стресс, почти полное отсутствие свободного времени, полная самоотдача. Бабушка начала заниматься со мной на фортепиано с четырех лет - у нас дома в Баку был рояль. Она предложила мне выбор: либо фортепиано, либо детский садик. Конечно, я выбрал фортепиано! Позже выяснилось, что я астматик, и мне посоветовали заняться флейтой, так как этот инструмент требует ровного дыхания и не создает излишнего напряжения. Я уже интересовался флейтой, так как часто посещал концерты. Мне особенно запомнились выступления Ниджата Салманова, первой флейты государственного симфонического оркестра, который давал сольный концерт в Баку. Это увлечение флейтой началось «просто для общего развития», но закончилось тем, что через полтора года я взял приз на конкурсе, а дальше начались концерты, академия, поездки в Самару и Петербург на фестиваль Ростроповича, выступление в Москве в Георгиевском зале Кремля.

- Этот список можно продолжить выступлением на такой престижной сцене, как ЮНЕСКО. Чувствовали ли вы особую ответственность на таких концертах?

- Безусловно. Когда я впервые выступил на сцене ЮНЕСКО, это был особый опыт. Концерт оказался не таким простым, как я ожидал. На тот момент в силу своего возраста я даже не осознавал, что ЮНЕСКО - это глобальная политическая организация, где решаются серьезные вопросы. Для меня это было просто место для выступления, и моей задачей было выйти на сцену и показать качество. Я должен был выйти на сцену с произведением «Лачин». Однако самое сложное было не в самом выступлении. Севда Мамедалиева, которая курировала это мероприятие, сказала, что мне нужно будет пройти через весь зал ЮНЕСКО в темноте и затем выйти на сцену. Меня беспокоило это больше всего. Как бы не упасть на лестнице - там были ступеньки и я боялся споткнуться. К счастью, все прошло хорошо, и после этого концерта я решил продолжить обучение здесь, во Франции, хотя изначально планировал получить образование в Италии или Германии. Сцена накладывает определенную ответственность. Сейчас это стало частью моей жизни, и я принимаю эту ответственность с гордостью.

- В одном из интервью вы говорили, что вас интересуют три профессиональных направления в музыке: дирижер, солирующий музыкант, педагог. Развитию какого направления вы уделяете больше внимания?

- На данном этапе моей карьеры я сосредоточен на сольной деятельности и преподавании, так как считаю эти направления наиболее подходящими для полноценного раскрытия своего потенциала. Мое отношение к оркестровой работе всегда было неоднозначным. Хотя оркестр - важная часть музыкальной индустрии, он может ограничивать исполнителя в самовыражении. В оркестре ты находишься в зависимости от общего звука и не всегда можешь донести до слушателя свои личные музыкальные идеи и интерпретацию. Поэтому я уверен, что если у музыканта есть возможность и желание развиваться как солист, ему стоит воспользоваться этим шансом.

Педагогика для меня тоже имеет большое значение. Но я убежден, что преподавать могут только те, кто имеет реальный сценический опыт. Чтобы эффективно обучать, нужно понимать не только технические, но и психологические сложности сцены, знать, как справляться с волнением, как работать с публикой. Именно поэтому я стараюсь передавать своим ученикам не только знания, но и опыт, который приобрел на сцене. Сейчас я ассистирую своему педагогу, работая со студентами разного уровня, в том числе с детьми, помогая им готовиться к сольным выступлениям.

- Как вы относитесь к интерпретации в музыке? Нужно ли исполнителю выражать что-то свое или лучше просто следовать нотам?

- Интерпретация - это действительно важная составляющая. Исполнитель всегда привносит что-то свое, свою уникальность в каждое произведение. Но при этом нельзя забывать, что главный здесь - композитор. Мы должны уважать его замысел, донести до слушателя то, что он хотел сказать, а уже после этого проявлять свою индивидуальность. Я всегда стараюсь учитывать стиль, эпоху и национальные особенности произведения. В азербайджанской музыке это делать легче, потому что я понимаю ее на интуитивном уровне.

- Процитирую ваше одно очень интересное высказывание, где вы отмечаете, что для того, чтобы правильно передать французскую музыку, необходимо знать творчество Виктора Гюго. Что нужно для того, чтобы передать глубину азербайджанской музыки?

- Чтобы действительно передать дух азербайджанской музыки, недостаточно быть азербайджанцем. Нужны годы работы, изучения стиля, понимания музыкальных традиций. Эту музыку невозможно исполнить правильно, если ты просто выучил ноты. Ты должен чувствовать ее душой, пропускать через себя. Некое особое чувство, которое, наверное, не объяснить словами, всегда можно почувствовать в музыке.

Для меня задача музыканта - сделать так, чтобы слушатель отвлекся от всего, почувствовал внутри что-то особенное. И в нашей национальной музыке для этого есть все предпосылки. Она способна затронуть его глубинные чувства.

Взять хотя бы творчество Гара Гараева, одного из величайших азербайджанских композиторов, которого, как мне кажется, до сих пор до конца не понимают. Многие его произведения воспринимают просто как технический материал для развития навыков, не вникая в глубокий смысл, который там кроется. Гараев - это эмоции, смысл, которые можно почувствовать даже без глубоких музыкальных знаний.

- Когда вы говорите о смысле, вы имеете в виду философию, которую композитор вкладывает в свое произведение? 

- К примеру, фразы у Гара Гараева иногда могут показаться простыми или, наоборот, сложными, и, может, не все заметят, что автор вложил в каждую из них некую частичку. Но если переслушать, вникнуть, можно увидеть их глубину. Приведу случай, когда Эльданиз Алекперзаде исполнял сонату Гараева с одной иностранной скрипачкой. В этом произведении есть фраза - обычная хроматическая гамма, нисходящая по полутонам, которая повторяется на фортепиано. На первый взгляд кажется, что она ничем не примечательна, но если обратить внимание на всю сонату, можно заметить, как она повторяется четыре раза с совершенно разной динамикой. Ты понимаешь, что композитор таким образом выражает угасающую эмоцию. Гараев показывает, как она затихает, а затем начинается новая тема. Это создает большую картину.

Тут важна интерпретация: если мы на сцене передадим смысл этой фразы правильно, слушатель почувствует что-то значимое, даже если не поймет смысл буквально. Как утверждал советский и российский пианист, композитор и дирижер Михаил Плетнев, можно произнести фразу «я тебя люблю» разными интонациями, и каждая их них передаст свое настроение. Так и в музыке - важно понять, как композитор хотел это донести, и передать именно эту интонацию.

- Вы часто исполняете как классическую, так и современную музыку. В чем отличие подхода к их исполнению?

- Отличие профессионала от любителя в том, что профессионал глубже изучает теорию и стилистику, чтобы максимально точно передать дух эпохи и замысел композитора. Если мы играем Бетховена по-своему, это уже не Бетховен. В английском языке есть понятие «rework» - переработка. Если речь идет о концерте, где произведения классической или романтической музыки стилистически перерабатываются, тогда делайте то, что считаете нужным. Это допустимо. Но если мы выходим на академическую сцену как академические музыканты, наша задача - донести стиль, текст, артикуляцию и фразировку так, как это было в нотах. 

Здесь ноты играют важную роль, ведь существует множество издательств, выпускающих произведения с ошибками. Поэтому мы ищем Urtext - это, по сути, оригинал, отпечатанный по рукописям композиторов, так, как они его написали. Это серьезные издания, например, HENLE Verlag, одно из самых известных в Европе, по которому играют многие музыканты. 

Совершенно другая история с современными композиторами. Я могу позвонить композитору, обсудить его замысел, понять, какие акценты он хотел бы расставить. Нередко они позволяют свободу в исполнении. 

- Насколько правильный выбор инструмента влияет на качество исполнения? Расскажите о вашем инструменте. Чем он отличается от других и как это влияет на ваше исполнение?

- Мое отношение к инструментам простое: пока они сохраняют свой звук и не искажают замысел, их можно адаптировать и добавлять необходимые технические улучшения. Так, современные флейты уже отличаются от тех, на которых играли в начале XX века, - в частности добавлена нота «си». Стравинский и Шостакович в свое время начали включать эту ноту в свои произведения, что потребовало изменений конструкции флейты. Сегодня можно встретить басовые и альтовые флейты, но, на мой взгляд, их звук сильно отличается от классического и теряет свою основную природу.

На данный момент я играю на профессиональном серебряном инструменте, сделанном из серебра 958-й пробы. Мне важны чистота и резонанс, которые обеспечивает серебро. Сейчас популярны золотые флейты и инструменты с добавочной механикой, но я предпочитаю стандартную механику и чистый звук, без дополнительных технических элементов. Мой инструмент ручной работы, и хотя за шесть лет активного использования он немного устал, но все еще справляется со своей задачей.

Главное для музыканта - выбрать качественный инструмент, подходящий именно ему, и ежедневно заниматься, совершенствуя свое мастерство. А золото, платина или любой другой металл - это лишь внешний аспект, который не делает исполнение более выразительным. Игра требует не столько улучшенного инструмента, сколько постоянной работы над собой. И, конечно, выбора правильного наставника и учителя, который даст тебе не только профессиональную, но и моральную поддержку. 

Мой главный педагог в Азербайджане Музаффар Агамалзаде был выдающимся наставником. Он не только преподавал теорию, но и сам активно выступал: работал первой флейтой в госоркестре, ездил с ним по разным странам, включая штаб-квартиру ЮНЕСКО. Благодаря такому богатому опыту он знал, как подготовить к самым сложным ситуациям на сцене - от технических нюансов до психологических моментов.

Он учился в советское время, и его подход был строгим и требовательным, в духе «умри, но сделай». И хотя методы и сама школа игры сейчас изменились, его советы и опыт до сих пор помогают мне в сложных ситуациях. Он учил, что делать, если во время выступления происходит технический сбой, или как правильно готовиться к серьезным прослушиваниям в оркестр. Это знания и опыт, которые не всегда можно найти в европейской системе преподавания.

В Азербайджане осталось всего несколько педагогов его уровня, и этого недостаточно для полноценного развития музыкальной школы. На протяжении девяти месяцев, что я провел в Баку, я понял, что сегодня интерес к классической музыке тут значительно снизился. Многие отдают детей в музыкальные школы просто для общего развития, а участие в конкурсах стало неким клише. Сейчас детей часто отправляют на конкурсы ради грамоты, а не реального опыта и сцены.

- Вы также пишете музыку. Как вы пришли к этому?

- Это было увлечение. В какой-то момент я поступил в консерваторию на курс композиции для фильмов. Мне стало интересно поработать с режиссерами, продюсерами, попробовать себя в этой сфере. Это очень обогатило мой взгляд на музыку и помогло понять, как сочинять для кино. Несколько моих композиций даже были использованы в короткометражках. Но для меня это больше хобби, чем профессиональная цель. Мои сочинения можно прослушать на таких платформах, как spotify, где я представлен как Agharahim Gouliyev.

- Вы живете во Франции уже несколько лет. Как французская публика воспринимает азербайджанскую музыку?

- Публика здесь всегда интересуется чем-то новым, в том числе и музыкой, которая для них необычна. Но организаторы не всегда приветствуют такой репертуар. Они могут задавать вопросы: «Почему снова произведения азербайджанского композитора?», «Может, выберем что-то другое?» Но я знаю, что многие слушатели приходят, чтобы услышать что-то оригинальное, уникальное. Играя на сцене произведения Фикрета Амирова или других азербайджанских композиторов, я замечаю, что это вызывает у них интерес.

- У вас, наверное, бывают ситуации, когда вы должны отстаивать свое право на выбор репертуара?

- Многие, к сожалению, в каком-то смысле боятся, что может возникнуть конфликт: мол, азербайджанский музыкант вышел на сцену, да еще и с азербайджанской музыкой. С учетом масштабного присутствия армянской диаспоры во Франции это вызывает определенное напряжение. Но я не могу этого принять и не собираюсь отказываться от своих корней. Я вырос на этой музыке, она стала частью моего мировоззрения.

- Насколько нынешняя политическая нестабильность между Баку и Парижем влияет на вашу деятельность и взаимоотношения с коллегами? 

- На сегодняшний день у меня в работе больших препятствий из-за этого не было. Однако я не могу сказать, что французы относятся к нам, азербайджанцам, так же спокойно, как, скажем, к итальянцам или англичанам. Это происходит по понятным нам всем причинам. 

В моей профессиональной сфере коллеги, как правило, не проявляют интереса к политике. Музыканты и композиторы больше заняты своей работой и творческими задачами. А вот критики или зрители из зала могут подойти и спросить: «Вы азербайджанец? Как вам живется в Париже? Не хотите вернуться? Может, подадите на французское гражданство или убежище?» Когда я спрашиваю в ответ, зачем мне подавать на убежище, ведь я вполне доволен своим гражданством, это порой вызывает у них недоумение. Меня часто спрашивают: «Вы живете здесь уже шесть лет, так почему бы не получить гражданство?» И когда я поднимаю вопрос о мотивах, может возникнуть барьер в общении.

- Что является главной движущей силой в вашем творчестве? Что заставляет вас продолжать заниматься музыкой, несмотря на все трудности?

- Я просто не могу не играть. Это природная потребность, которая живет во мне с детских лет. Если у меня нет возможности выйти на сцену и сыграть, я начинаю чувствовать себя некомфортно, впадаю в своего рода депрессию. Это не просто работа, это нечто большее. Мне важно постоянно учить новые произведения, готовиться к выступлениям. Это то, что дает мне силы и смысл в жизни.