"КОРОЛЕЙ МНОГО, А ОРФЕЙ ОДИН"

Талант невозможно скрыть - невозможно, чтобы он оставался незамеченным. Стремление людей к силе, уму, красоте, доброте и справедливости делает их похожими на мотыльков, постоянно ориентирующихся на свет. И таким светом для людей был незабвенный Муслим Магомаев. Его не стало 25 октября 2008-го. И, думается, что этот год, который был для каждого из нас годом всяких разных событий, остался в памяти, прежде всего, как последний в жизни великого Муслима Магомаева, и как год, в котором все мы вдруг осиротели. Эта дата стала неким ориентиром "до" и "после". "До" - эпоха  незыблемых истин, благородства, таланта, естественности, рыцарства, восхищенности, неприятия фальши и "после" - пустоты, которую чувствуешь каждой клеточкой души. Как гордо ощущать свою соотечественническую причастность к этому человеку и горько видеть и сопереживать этой непритворной истинной всеобщей боли от того, что его нет с нами. И эта боль выливается с местных и даже больше российских телеканалов, печатных изданий, электронных СМИ. И она была весь этот год и будет отныне всегда. Вот оно, парение над бренностью бытия, вот они, крылья.  Воспоминания, воспоминания, воспоминания. Белый смокинг, белый рояль, черные с поволокой глаза, пьянящий, ощущаемый и проникающий во все фибры души баритон. О, как трудно сдерживать обещания, как трудно не выбрасывать слов на ветер, как трудно соответствовать своим принципам и благородству, как трудно не оступиться и не поддаться искушению. Такое можно сказать о каждом из нас, но, наверное, не о Муслиме Магомаеве. С эстрады, где он безраздельно царил с 1963 года, Муслим Магомаев ушел тихо, по-английски, наотрез отказавшись от закладки именной звезды перед киноконцертным залом "Россия" и пышных проводов. Сдержал-таки данное им в 19 лет в первом интервью журналу "Огонек" обещание при первой же "качке" голоса оставить сцену... Так вспомним же о Муслиме Магомаеве, таком, каким он был и навсегда остался в наших сердцах.  

Фархад Бадалбейли:

- Это великий человек, и он навсегда останется в моей памяти другом детства и выдающимся исполнителем. Муслим Магомаев внес огромнейший вклад в пропаганду азербайджанского искусства во всем мире. Помню день его рождения - 17 августа. Сколько же друзей он собирал за роскошным столом. Какие это были теплые вечера. Увы, больше этого не будет. Ощущаешь невыразимую пустоту с его уходом. Муслим всегда был в центре внимания. Его любили все. В последние годы он избегал публичности, практически не выходил из дома - по натуре он был чрезвычайно скромным человеком. Очень горько, что Муслима Магомаева больше нет рядом с нами.   

Тамара Синявская:

Весь год после смерти Магомаева Тамара Синявская хранит обет молчания. Правительство Азербайджана предоставило вдове великого певца право бесплатно летать в Баку на могилу мужа в Аллее почетного захоронения в любое время, когда она только захочет. Тамара Синявская говорит, что их давний союз с Магомаевым держался не только благодаря любви. 

- Общих интересов у нас было много. Особенно, когда речь шла о музыке, пении. Стоило Муслиму увидеть по телевизору чье-то выступление, которое вызывало у него взрыв эмоций, он тут же ко мне: "Ты слышала это?!" И начинается вечер вопросов и ответов, восторгов или негодования. Муслим был очень эмоциональным человеком, хотя вкусы и оценки у нас почти всегда совпадали. Теперь этот увлекательный диалог вести мне не с кем...

Хураман Касимова: 

- Никогда нельзя быть готовыми к печальным известиям. Никогда нельзя быть готовыми к потере близких по духу, поистине талантливых людей. И когда это происходит, ты начинаешь "отматывать ленту памяти" назад и по крохам собирать самое светлое и самое лучшее, что связывало тебя с этим человеком. Муслим Магомаев - это целая эпоха. Это славное время культуры не только Азербайджана. Кумир миллионов людей никогда не следовал переменчивой моде, не заигрывал с публикой, но его талант и обаяние завоевали миллионы сердец. Ему великолепно удавались оперные арии. Не менее оглушительный успех он обрел на эстрадной сцене. Переполненные залы, цветы, легенды, многочисленные поклонницы - все это Магомаев вкусил сполна и сохранил не показную, а истинную скромность, сочетая внутреннее достоинство с трезвостью самооценки. Он пел не голосом, а душой. И сегодня можно объявить на весь мир, что второго Муслима Магомаева больше не будет.

Дмитрий Гордон:     

- Когда-то фотографиями Магомаева советские девушки оклеивали стены своих комнат вместо обоев, а признаниями в любви к нему были исписаны подъезды, лифты и даже заборы... Его обожали генсекретари и министры, а всесильные секретари обкомов по часу дожидались в коридорах гостиниц, когда он проснется. Мальчику, как окрестила его легендарная Фурцева, прощали все: неуправляемость, буржуазный галстук-бабочку, пение с высоких трибун темы из "Крестного отца" и прочих идеологически чуждых шлягеров, отсутствие партбилета и наличие родственников за границей...

Магомаева называли баловнем судьбы, секс-символом и "господином Нет" - за категорическое нежелание делать то, чего он не хотел. Что ж, великий артист знал себе цену. "В моем горле - целое состояние", - говорил он, и действительно: при хозяйском отношении оно могло принести СССР не меньше конвертируемой валюты, чем скважины на бакинских нефтяных промыслах. Достаточно сказать, что за четыре магомаевских сольника в Краснодаре местная филармония выручила четыре миллиона рублей и смогла выплатить полугодовую зарплату симфоническому оркестру, а шесть его концертов в Ростове позволили сшить новые костюмы Ансамблю кубанских казаков...

При этом сам певец миллионером, как многим казалось, не был. Его номер, где повсюду валялись деньги, никогда не запирался, и те же музыканты могли в любое время зайти, чтобы взять в долг (который никогда, как правило, не возвращали).

Сегодня магомаевские "винилы", расходившиеся в свое время многомиллионными тиражами, стали раритетом и выставлены на интернет-аукционах в качестве лотов, а на два "Золотых диска", полученных на международных конкурсах грамзаписи в Каннах, равно как и на доходы от пластинок, наложила тяжелую длань фирма "Мелодия". За то, что в лучшие годы маэстро давал за 130 дней гастролей по 140 концертов, ему щедро вручали ордена, а вот пенсии в России он так и не заработал. Мало того, и прописку получил совсем недавно, поскольку все эти годы жил в Москве как бакинец, женатый на москвичке. Еще неизвестно, как бы Муслим Магометович выживал в последние годы, если бы покойный президент Азербайджана Гейдар Алиев не назначил ему и его жене Тамаре президентскую пенсию, а следующий президент - сын Гейдара Алиева Ильхам - не продолжал бы ее выплачивать. Сумма, по словам Магомаева, была невелика, но куда больше пенсии солиста Большого театра...

Светлана Моргунова (из выступления в концертном зале Crocus City Hall в Москве 25 октября на вечере памяти Муслима Магомаева): 

- Ровно год назад, когда страна переводила стрелки часов на час назад, сердце Муслима Магомаева остановилось навсегда. А вместе с ним ушли надежды на возвращение и продолжение этого чуда, что являл собой этот великий артист и певец. И только понеся такую утрату, начинаешь понимать, как был всем нам нужен Муслим Магомаев. Я не знаю человека, который остался бы равнодушным к тому, как он пел. С уходом Магомаева не просто сдвинулось время, обрушилась планка, которая отделяла наш шоу-бизнес от того, что в его время звалось словом "искусство". Король ушел по-королевски, никому при жизни не уступив свою корону. И не потому, что он не желал передать ее младшим, просто достойных не оказалось… Время не остановишь, придут другие, но подобного явления, с которым ярко и неразрывно связаны счастливые мгновения, впредь не будет никогда. Вечно будут звучать в нашей памяти, в наших сердцах волшебные, трепетные мелодии беззаветно преданного музыке Орфея.

Максим Семеляк:

- В моем сознательном детстве, которое пришлось на самое начало восьмидесятых, Муслима Магомаева не сказать, что было через край: он был константой, но в отдалении.

Я хорошо помню, как в школе предлагали разучивать кобзоновское "Солнечному миру - да, да, да! Ядерному взрыву - нет, нет, нет!", помню Лещенко по телевизору, но Магомаев уже тогда был определенной редкостью, как гроза или град. С одной стороны, его пение - это нечто само собой разумеющееся, с другой - в нем неизменно сквозила экзотика. Во внешности,  имени и голосе было что-то из ряда вон. В пять-шесть лет "винил" всегда приятнее разглядывать, чем слушать, - и больше всего меня поразила одна магомаевская пластинка, где он на обложке курит. Это потом я уже узнал, что Магомаев курил с девятнадцати лет и до конца дней, а в то время я просто не мог отвести глаз от дерзко зажженной сигареты и думал, что этому человеку, по всей вероятности, позволено все. Так оно, в сущности, и было. "Можно все" - именно так в двух словах можно определить ощущения от Магомаева. В музыкальном отношении он действительно не разбирал дороги. Его голос снисходил от оперных вершин до почти речитативного вступления "Мужской верности". Он с равным изяществом пользовался поэтикой транспарантов и искусством нюансов. Мог изобразить все: итальянский бит, американскую эстраду,  одесские куплеты, азербайджанский фольклор, цыганскую самодеятельность, русские распевы,  номенклатурный официоз и даже сомнительную композицию "Машины времени" про снег, которую он спел в один из своих редких выходов на публику в самом конце девяностых. В песнях он мог быть вальяжным, как Дин Мартин, лиричным, как Фрэнк Синатра, и буйным, как Сэмми Дэвис-младший - в некотором смысле он один стоил всей знаменитой "Крысиной стаи".

Полад Бюль-Бюльоглу:

- Мы были знакомы с детства. Дрались в компаниях. А петь оба начали с того, что кричали по-тарзаньи. Конечно, между нами возникали и ссоры, и споры. Но вот на мое 55-летие Муслим написал мне очень теплую записку, что вроде как ссорились-мирились, но уже такой возраст, что пора кончать. И я со сцены дал ему слово, что больше ссориться мы никогда не будем.

Валерий Леонтьев: 

- Это был бесконечно талантливый, интересный человек. Яркая личность. Это тот случай, когда хочется стать всемогущим существом, чтобы повернуть время назад и все исправить. Но, увы, не дано.

Илья Резник: 

- Мы с ним познакомились в 1962 году в Питере на стадионе. Был концерт, я изображал революционного кубинца, он тоже революционера играл. За кулисами за бутылкой пива и познакомились. А уже в 80-м было близкое общение. В Баку мы с Аллой Пугачевой прилетели на гастроли. Он нас в гости к себе домой пригласил. О, как он нас принимал! Как же хлебосольно! Алла и он сыграли в четыре руки "Как тревожен этот путь". Тогда у меня и возникла идея - как это было бы здорово им вдвоем выступить: сыграть на сцене на двух роялях - на красном и черном. Идея тогда всем понравилась, но так и заглохла, не осуществилась. Я ему очень благодарен за помощь. Он помог выпустить мою первую книгу "Монологи певицы". Тогда к нам, тем, кто писал поп-музыку, очень плохо относились, терпеть не могли. А Муслим замолвил за меня слово. Он был в одном ряду с великими - с Эдит Пиаф и Марио Ланца. Кто-то сказал, что эстрада многое потеряла со смертью Магомаева. Нет, эстрада для него - это слишком узко. Музыкальное искусство понесло огромную потерю.

Владимир Винокур:

- Мы очень дружили с ним. Муслим Магомаев запомнился мне скромным, но необыкновенно талантливым. Ему не нужна была ни охрана, ни преклонение перед ним, потому что он был звездой мира. Многие говорили, что незаменимых людей нет и что Магомаеву найдется замена. Но прошел год, а чуда не произошло... Магомаева никто не заменил, никто и не сможет это сделать.

Владислав Верестников: 

- Он был слишком критичен к себе. Если не мог взять хоть одну ноту, он отказывался петь всю партию. Не работал в штате ни одного оперного театра, несмотря на то, что пел не только эстрадные песни, но и классический репертуар. При всей своей популярности в жизни Муслим был очень доступным, чистым и даже наивным человеком. Магомаев был человеком мира. В молодости Муслима Магометовича сравнивали с агентом 007 актером Шоном Коннери - было в их внешности что-то общее. И Магомаеву нравилось сниматься в кино, хотя о своих работах он говорил в шутку. Ему предлагали роль Вронского в "Анне Карениной" Александра Зархи. Он отказался в пользу Василия Ланового, но согласился сыграть персидского поэта Низами. Вечерами мы прогуливались по Тверскому бульвару. Муслиму нужно было ходить, и я уговаривал его купить тренажер с беговой дорожкой. Но эта идея не вызвала у него восторга. Врачи ему говорили, что курением (выкуривал три пачки в день) он украл у себя пятнадцать лет жизни. Но ни бросить курить, ни изменить образ жизни он не соглашался. Говорил: "Курить я не брошу даже под страхом смерти". А жить другой, правильной жизнью ему было неинтересно. По-моему, его что-то тяготило. Он не раз говорил: "Пусть запомнят меня молодым". Это касалось не только раннего ухода со сцены, но и жизни вообще. Он считал, что уже все сделал, всесоюзная слава и любовь публики к нему пришли еще в 19 лет. Единственное, чего он просил у Бога, так это быстрой смерти…