ГИМН СВОБОДЕ

Когда появлялся наряд найти нужное количество предателей и заговорщиков - их непременно находили, ведь план надо было выполнять, иначе сам мог пополнить их ряды.

Практически никогда не было у работников НКВД истинных улик, и потому любое дело фабриковалось по уже отработанной схеме. Начиналось оно с биографии, в прошлом у многих людей (особенно у интеллигентов) было за что зацепиться - у кого-то родственники были в эмиграции, а кто-то в досоветские времена участвовал в создании АДР. Последнее обстоятельство в конце 1930-х вообще можно было считать смертным приговором, особенно если потом ты не сильно отличился в любви к новой власти. Затем "брали" кого-то, кто тебя знал, чаще всего коллегу или простого партийца, и устраивали ему "допрос с пристрастием", во время которого, чтобы отвести от себя беду, он готов был рассказать о тебе что угодно. И уже после этого принимались за тебя, порядочного, талантливого человека, не желавшего участвовать в круговом доносительстве. Тебя звали Мушфиг, Гусейн Джавид, Рухулла Ахундов. Ежегодный и вполне официальный план Политбюро ЦК ВКП(б) на тебя был 1500 человек. И каждый год тебя становилось все меньше - ученого, писателя, поэта, артиста, художника. 

В деле от 1937 года писатель, поэт и переводчик Ахмед Джавад значился под номером 1112, это было начало июля, а значит, сталинский наказ к середине года уже почти был выполнен.

Турция и АДР

Родился Ахмед Джавад в 1892 году в селе Сейфали Шамкирского уезда Гянджинской губернии. Получив начальное образование в местной моллахане, продолжил обучение в школе благотворительного общества, а затем в Гянджинской духовной семинарии, где изучал арабский язык и фарси, восточную литературу, по окончании которой начал педагогическую деятельность. 

Его жизненный путь был тернист и типичен для интеллигента, чья творческая активность пришлась на 30-е годы. Тяжелое положение, в котором оказалась Турция в начале XX века, серьезно беспокоило поэта Ахмеда Джавада, и вместе с Абдуллой Шаигом он вступил солдатом-добровольцем в ряды созданной в Стамбуле "Кавказской добровольной части". В годы Первой мировой войны в качестве члена Общества милосердия, помогавшего сиротам и беженцам, А.Джавад развивает бурную деятельность в Карсе, Эрзуруме, Батуми и других городах и областях, посылает свои статьи и корреспонденции в бакинские газеты, урывками пишет стихи. В 1914 году в Великом меджлисе Турции прозвучал марш на слова известного стихотворения Джавада "Чыrpыnыrdы Qara Dяniz" ("Бушевало Черное море"), завоевавший невиданную популярность. Его и по сей день называют вторым гимном Турецкой Республики. В 1916 году в Баку увидела свет его первая книга "Гошма". Начиная с 1918 года - со времени возникновения Азербайджанской Демократической Республики, - он как член партии "Мусават" активно включается в общественную жизнь страны, пишет стихи, воспевающие независимость, трехцветное знамя Азербайджана, создает текст гимна Азербайджана. Джавад принимал самое деятельное участие также в создании Азербайджанского университета. В 1919 году выходит его новая книга "Волна".

Советские годы 

После советизации Азербайджана А.Джавад занимается педагогической деятельностью, в течение 1923-1925 годов его дважды необоснованно арестовывают, в последующие годы он оканчивает высший педагогический институт в Баку и в 1930 году переезжает в Гянджу, где продолжает работать в Институте сельского хозяйства доцентом, профессором, заведующим кафедрой. А.Джавад был лириком, тонко чувствующим все оттенки родного языка, умело воссоздающим в простых образах чувства и мысли своих современников ("Раненая птица"). Вместе с тем он создавал также и стихи гражданского звучания ("Азербайджанскому знамени", "Англичанин", "Эй, воин", "Турецкой армии", "Жертвам"), вошедшие в книгу "Волна". Они звучали как призыв к борьбе во имя высокой патриотической идеи, как клич человека, для которого защита республики, народа, родного знамени есть высшее воплощение исполнения долга. 

В 1934 году он становится членом Союза писателей Азербайджана, однако как "старый мусаватист" подвергается преследованиям. В течение 30-х годов А.Джавад испытал на себе тяжесть обвинений в недостаточном внимании с его стороны к темам, воспевающим "советскую действительность". Несмотря на преследования и обвинения, А.Джавад продолжал творить и создал такие лирические поэмы, как "Дастан о хлопке", "Кура", "Поющая девушка", "Гей-Гель" и др.

В 1934 году А.Джавад вернулся в Баку, работал редактором отдела переводов в издательстве "Азернешр". В 1935-1936 годах заведует отделом документальных фильмов на киностудии "Азербайджанфильм".

В марте 1937 года А.Джавад был удостоен первой премии за перевод поэмы Шоты Руставели "Витязь в тигровой шкуре" на азербайджанский язык. Он переводил на азербайджанский также произведения русских писателей и поэтов - А.С.Пушкина, М.Горького, И.Тургенева. У него есть переводы и европейских классиков - У.Шекспира, Ф.Рабле, К.Гамсуна.

Вскоре, однако, он был исключен из Союза писателей и арестован как "контрреволюционер".

Несгибаемый

Дело Ахмеда Джавада можно назвать одним из самых вопиющих, хотя это, скорее, сравнение плохого с худшим. Дело в том, что так называемые следователи старались, как правило, "выбить" нужные им показания и сделать так, чтобы на последнем заседании суда арестант сам сказал все, что от него требуется. Но Джавад не стал "колоться". По документам видно, что уставший, перед самым судом он пошел было на попятную, но в последний момент нашел в себе силы. И тогда протокол заседания суда был полностью сфабрикован.

В тонком личном деле "арестанта 1112" он представляет собой документ, выполненный под копирку, на котором в нужных местах лишь проставлена его фамилия. В реабилитационном документе приводятся показания свидетеля этого суда, некоего А.Ахундова (также репрессированного, но выжившего в лагерях): "В зал в здании АзНКВД, где заседал Матулевич, через каждые 5-20 минут вводили заключенного трое вооруженных людей, а сзади шел комендант с револьвером в руках. Подсудимый никакими правами не пользовался, судебное разбирательство как таковое по существу отсутствовало. Там спрашивали фамилию и уводили...". Так, человеку, переводившему Шекспира, Толстого, Руставели и Гамсуна, было позволено лишь произнести свое имя.

Но это был уже октябрь 37-го, а до того поэта пытали. Его жена, также арестованная и содержавшаяся, как и он, в Баиловской тюрьме, вспоминала позже: "Во время моего заключения в Баиловской тюрьме я встретила на раздаче обеда приходившую в наш дом для уборки Марию Сергеевну, которая рассказала, что моего мужа привезли в баиловский тюремный лазарет с забинтованной головой, с высокой температурой... Значит, его били и над ним издевались...". 

Судьба семьи

"Ахунд-заде Шукрию Сулейман гызы, как жену изменника Родины, арестовать и заключить под стражу в смешанную тюрьму города Баку... Сыновей Айдына - 16 лет, Тукая - 14 лет и Йылмаза - 2 лет определить в детский приемник НКВД. На квартире Ахунд-заде произвести обыск на предмет изъятия оружия, ценностей и литературы. Остальное имущество конфисковать и передать в доход государству". Это решение местного Управления государственной безопасности было приведено в исполнение 27 октября. Ее, как было предписано в постановлении, отправили на высылку в Казахстан "с первым отходящим этапом". Попала она в исправительно-трудовой лагерь города Акмолинска, где от звонка до звонка отсидела все указанные в решении 8 лет.

Судьба этой семьи поистине трагична, невозможно без содрогания читать иные документы. Оторванная от детей, мать писала им письма (как делали это тысячи других матерей, оказавшихся в таком же положении). Поражает письмо, которое Шукрия ханым написала на имя Берии и в котором настаивала на собственной и мужа невиновности. Она пишет: "У меня четыре сына, из них двое сражаются за Родину на фронтах Отечественной войны. Оба были ранены, после выздоровления снова вернулись на передовые позиции. Старший сын, лейтенант Нияз Ахунд-заде, находится на Ленинградском направлении, за боевые заслуги награжден орденом Красного Знамени. Младший - лейтенант Айдын Ахунд-заде, находится на Харьковском направлении, за боевые заслуги награжден орденом Красной Звезды...".

Она не знала, что Берия, являвшийся тогда секретарем компартии Грузии, лично был ответствен за репрессии именно в Азербайджане. Об этом стало известно относительно недавно, когда были рассекречены старые архивы. В июле 1937 года (когда был арестован Ахмед Джавад) Берия направил Сталину записку, в которой уверял, что в Закавказье зреет националистический заговор. Мольбам жены поэта и матери героев Великой Отечественной войны (воевавших добровольцами) Берия, конечно, не внял, и Шукрия ханым оставалась в тюрьме до самого конца войны. Но и потом ей запретили жить в Баку, обязали переселиться в Шамкирский район, и только спустя 18 лет после трагической гибели мужа семье удалось полностью реабилитироваться. И тогда же у расстрельной стены нашел свою судьбу не только Берия, но и "следователи" НКВД некие Цинман и Клементич, судившие поэта.

Конечно, наш великий соотечественник Ахмед Джавад никаким заговорщиком не был. Его можно было упрекнуть лишь в том, что до революции он яро поддерживал молодую республику, состоял в "Мусавате", а при советской власти писал не о достижениях коммунизма, а о своей родной земле. И потому вполне закономерно и символично, что в гимне современного Азербайджана звучат именно его слова.