ФОРМУЛА КАРАЕВА

ЛюбаЯ годовщина так или иначе обуславливает высокопарность. В отношении Кара Караева, чье 90-летие отмечается в настоящем году, это исключено. Прошедший творческое "чистилище", он всем своим обликом отвергал нарочитость и апломб, славословие и сантименты, фальшь и патетику. Просто нес в себе сущность.

Титаны музыки

13 мая 1982 года. Филармония в траурном убранстве, бакинцы прощаются с любимым композитором. На лицах - потерянность, нежелание принять случившееся. К Караеву всегда относились особо - он выделялся даже в той плеяде выдающихся, которой мы были счастливо одарены. И еще, по-видимому, потому, что музыкант в Азербайджане всегда больше, чем музыкант. Бросается в глаза чопорный, нордического вида иностранец - финн или швед. Заметно, как он смахивает слезу, затем вторую. Возможно, что это было самым сильным впечатлением того дня. Европейцы,  как известно, народ, скупой на слезу и прилюдное проявление эмоций. А тут… "Вы родственник"? - "Нет, - смутился он. - Я художник. Из Швеции. - Его московский русский был почти понятным. - Знаете, вы счастливые. Чтобы нация состоялась, нужны имена. Великие. Они у вас есть", - он глазами показал на сцену.

В консерватории бродит память.  Еще не так давно среди нас были Караев и Ниязи, Рашид Бейбутов и Фикрет Амиров. Нет, мы и тогда знали, что это люди выдающиеся. Но прошло время. И сегодня понимаешь, что то были титаны. И чем больше времени проходит, тем больнее от сознания, что никто из них неповторим. Ни по глубине личности, ни по масштабам творчества. И начинаешь завидовать себе, что именно тебе посчастливилось быть их современником, вспоминаешь какие-то тогда ничего не  значащие детали, ненароком оброненные  реплики, взгляды, шутки, по крупицам собираешь их в то, что становится твоим сокровенным ларцем. На всю жизнь.

Принято считать, чем больше ухабов в судьбе художника, тем проникновеннее  его творчество. Караев - человек внешне благополучной, а в действительности сложной и трудной творческой судьбы. Его ухабы были внутреннего порядка: это когда слава стоит у порога, а ты вдруг резко меняешь  курс, все начав сначала. Мир освоенный, известный, как и многократно повторенные истины, не интересовал его. Манил эксперимент.

Если заглянуть в историю, большой художник почти всегда был низвергателем стереотипов. Ни одна из реформ в музыке не обходилась без сопротивления слуха современников, без акта "насилия" над ним - так было во времена Бетховена и Берлиоза, Листа и Вагнера, Мусоргского и Прокофьева. Караевские повороты… Скольких они в свое время  повергли в шок: от ярко мелодической, "родной" тонально-конкретной  музыки "Семи красавиц" к интеллектуальной, сложной лирике Третьей симфонии. От слепящей живописи к лаконичной графике. А эксперимент - он не мог восприниматься однозначно. В своей Третьей симфонии он обратился к техническим средствам, которые в то время, мягко говоря, не были популярными. Его "рискованные" звукосочетания  вызвали немало дискуссий. Но ничто не могло поколебать композитора в сознании собственной художественной  правоты.

Караев отличался редким даром - своим видением мира. А еще он точно знал, что существует музыка настоящая и плохая, ему при этом было все равно - сложная она или простая, джаз ли то или симфония, или в какой системе она написана. Караева  интересовали не направление или тенденции, а само явление, его ценность и перспективность. Для этого нужно было помимо всего прочего иметь мужество и свободу внутри себя - не надо забывать, что речь идет о временах, когда гонению подвергалось буквально все. Легче назвать, что не преследовалось. А ведь зачастую люди оценивают событие  или явление - вольно или невольно - вот с такой предубежденностью, живя с готовыми выводами-диагнозами чуть ли не на все случаи жизни. Не щадя при этом ни Вагифа Мустафазаде, ни Высоцкого. Многие тогда творили по принципу "можно-нельзя", что называется, с включенным внутренним цензором. Может, потому сегодня, оглядывая век ушедший, мы находим там не так уж много истинных и подлинных. Таких, как Кара Караев.

…Память услужливо возвращает в тот душный весенний день. Прощание с композитором. Тяжелый венок, густая, полная трагизма музыка "Танца Айши", с ее тяжкими вздохами и придыханиями,  как будто уже больше не можешь идти. 

Дорога казалась бесконечной, а время - остановившимся…

Караев…

Он был художником предельной откровенности, что само по себе встречается не так уж и часто. Такими были, например, Паганини и Чаплин, Ван Гог и Тарковский - это когда невозможно разграничить человека и его профессию. Даже самому правдивому человеку не всегда удается быть всецело правдивым в своем искусстве: между тем, что чувствует художник, и тем, что он делает, зачастую вклиниваются посредствующие звенья, извне полученные клише, которыми он пользуется почти непроизвольно. У Кара Караева таких звеньев, приглушающих и нивелирующих его, авторский, голос, нет. Это исходило от особенностей его личности, не способной даже чуть-чуть притворяться, угождать чьим бы то ни было вкусам. Он не мог идти  на компромиссы, если бы и захотел.

Может, потому так удивительно узнаваема его музыка: "Прослушав любой его четырехтакт, вы безошибочно восклицаете: это - Караев!" - писал о нем современник.

В наши дни человечество усиленно ищет тот самый "ген гениальности". Ну как можно "вычислить" КАРА КАРАЕВА! Слишком много для этого должно совпасть: чтобы он родился именно на этой благословенной земле, впитал этот благодатный воздух и чтобы его учителями стали два гения - Узеир Гаджибеков и Дмитрий Шостакович. И еще: чтобы этого пожелал Всевышний.

Многое удивляло в нем. Например непредсказуемая детскость и мудрость, которые столь редко "встречаются" в одном человеке. Та самая детскость, с которой он бросался в очередной водоворот эксперимента, и та самая мудрость, глубокая философичность мышления, с которой он вскрывал трагедию героев Низами. Эту характерность подметил и удивительно тонко передал в своей наиболее экспрессивной, на мой взгляд, работе художник Таир Салахов. Сосредоточенность мысли погруженного в себя композитора несет колоссальную энергетику. Кажется, он вот-вот встанет и бросится к роялю, чтобы воплотить озарившую его мысль.

Караев познает мир в большей степени через мозг. Чувственное же восприятие как бы находится под контролем, причем контролем сознательным и интеллектуальным. Высокая гармония "Семи красавиц", камерно-филигранная партитура "Дон Кихота". "Он создал особый, караевский Восток, где при богатстве эмоций, красок, ритмов господствует не стихия чувственности, а тонкий интеллект", - писал о нем музыковед Лео Мазель.

В наши дни музыкальное сочинительство вышло за пределы разумного, становясь явлением спонтанно-физиологическим, и едва ли не каждый второй соотечественник, если и не пишет, так уж непременно поет. У людей сегодня вообще-то больше развита практическая сторона интеллекта, нежели творческая. Желание прыгать повыше с тем, чтоб достичь того, что в нашем обществе принято считать успешностью в жизни, с ее сомнительной нравственной подкладкой, - все это мы наблюдаем изо дня в день по телевизору, вконец превратившемуся в ящик для рекламы. И карт-бланш выдается совсем не тем. В такой удручающей ситуации музыка Кара Караева, его прямо-таки молитвенное отношение к творчеству - как спасение, своего рода шанс на самосохранение.

"…В его музыке Восток говорит на языке Запада, а Запад с интересом внемлет Востоку, - продолжал "убеждать" швед. - Национальное и космополитизм, эмоции и разум, талант и профессионализм,  эксперимент и традиция, джаз и симфония, Запад и Восток". 

Дорога шла в гору, попутчик  почти задыхался. Это было шествие - то самое, караевское…

Кладезь всего 

Чем больше думаешь о Кара Караеве, тем больше убеждаешься в мысли: настоящий композитор должен быть личностью, с ее мировоззренческой независимостью и бескомпромиссностью. Как все-таки здорово, что он не игнорировал педагогическую деятельность! Ведь довольно часто случается и так, что гениальные художники избегают ее, боясь "попусту" растратить себя. Его школа - это целая система воззрений, творческих принципов, мерило этического отношения к жизни и искусству.

Он обладал особым магнетизмом. Иначе как объяснить факт из его педагогической практики, когда к нему приехал учиться 40-летний "студент" из Москвы, - бросив все, начав с постижения азов. Ныне он известный композитор. Добиться похвалы было очень непросто. Суровость знаменитого караевского "не ругаю - значит, хвалю" испытали на себе даже очень талантливые. Во всем, что касалось школы, Маэстро был неумолим. Начинающим композиторам, которые обычно склонны увлекаться "модерновой" музыкой, не овладев как следует азами музыкального языка, Кара Караев говорил: "Сначала покажите, как вы рисуете нос, а уж потом только - нечистую силу".

Караевский юмор! Один только эпизод: как-то один из студентов сказал: "Кара Абульфазович! Мое сочинение разрастается. Боюсь, соната получится". На что последовал резонный ответ: "Не бойтесь, не получится". Кладезь остроумия и афоризмов - именно так отзывались о Караеве боготворившие его ученики.

"Быстро летит время. Еще быстрее движется жизнь во всех своих сферах. Искусство догоняет, а иногда и обгоняет ее. И самое ценное из художественных творений надолго останется живыми страницами в музыкальной культуре". Воистину эти караевские слова можно отнести к пророческим. Хочется лишь добавить: навсегда. Режиссер, заканчивающий работу над художественной лентой, попросил помочь подобрать музыку к заключительному кадру - самой трагической сцене фильма, где мальчик-сирота остается один на один со своими фатальными, похоже, проблемами, не умея выйти из сложившегося положения. В отличие от того мальчика, долго раздумывать не пришлось: "Альдонса"! Этот психофизический монолог, обращенный к предрациональному в нас, своего рода рентген души, с ее обертонами, пульсирующей драмой и невиданным разбродом. Это как прогляд в небо. Небосклон, затянутый тучами судьбы. То, как караевская музыка легла в кадр, изумило не только режиссера, но и за рубежом, где позже монтировалась лента. "Кто это? Что это? Чье это?" - вопрошали тамошние киношники, прослушивая мелодию снова и снова. "Какие были лица - как они ее там слушали, - рассказывал по приезде режиссер. - Не сомневались, что композитор написал ее  именно для этого фильма. Его музыка будто изнутри высвечивает кадр…"

Кадр, который он никогда в жизни не видел, - вот оно, караевское "обогнать время"! Невероятно, но он и после смерти приходится ко двору времени и жизни, ко двору мира, ко двору души человека, оставаясь нужным - самым-самым. И это-то сегодня, когда, кажется, изменилось само лицо мира, сам лик искусства.

А память вновь возвращает в тот печальный день, с беспощадной послушностью выдавая одну деталь за другой, словно выхватывая их вспышкой кинокамеры. Светловолосый внук композитора с вдруг поселившимся ужасом в глазах, не в силах осознать случившееся, в голос плачущая Шовкет ханым Алекперова, и речи, речи... Бесконечное перечисление титулов и званий композитора. Удивительно, но это был тот самый случай, когда перечень регалий занижал масштаб личности, которую предстояло предать земле. Ну какое это имеет значение - Герой он Соцтруда или не Герой. Ведь он - Караев!

Парадоксальность феномена "Кара Караев" продолжала свое победное странствие.

И может, потому на всю жизнь в память впечаталась фраза, оброненная все тем же  "неизвестным художником" из Швеции. Нагнувшись за комом земли, тот произнес: "Он открыл мне тайну Сервантеса"…