УВИДЕТЬ ГААГУ И УМЕРЕТЬ

Наверное, политика, который заслужил бы своей деятельностью эпитеты уровня "последний великий серб" или даже "пламенный патриот, для которого на первом месте стояли интересы страны", должны были проводить в последний путь совсем не так. Должны были быть почетный караул в аэропорту, торжественные почести, могила в Аллее героев в Белграде, при огромном скоплении народа, где бы в первом ряду стояли скорбящие члены семьи… 

Газеты, сообщая об этом, не должны были бы ставить в одном предложении его имя и слова "военные преступления", "геноцид", "преступления против человечности". Да и негоже было президенту умирать в тюремной камере.

Слободана Милошевича, экс-президента Сербии и Югославии, умершего в голландской тюрьме, где он ожидал приговора за геноцид, военные преступления и преступления против человечности, похоронили в родном городе Пожаревац, во дворе его дома - власти города не дали разрешения захоронить Милошевича на городском кладбище.  Тем более не могло быть и речи о его похоронах в Аллее героев - президент Сербии Борис Тадич прямо заявил, что не допустит похорон Милошевича с государственными почестями. Социалистическая партия Сербии прилагала прямо-таки титанические усилия, чтобы превратить похороны своего лидера в государственные, но на фоне ясного стремления властей Сербии дистанцироваться от всего, что в той или иной степени было бы связано со Слободаном Милошевичем, это выглядело совсем не так, как того хотелось бы организаторам. Даже члены семьи экс-президента не прибыли на его похороны - вдова и сын Милошевича объявлены в Сербии в розыск по обвинению в коррупции, мошенничестве и даже убийстве политического соперника Милошевича, и нежелание властей Сербии "на минуточку забыть" об обвинениях и ордерах именуется в СМИ "отказом предоставить гарантии безопасности". А министр иностранных дел Сербии и Черногории Вук Драшкович высказался по поводу попыток устроить Милошевичу пышные похороны весьма жестко: "Сожаление последователей Милошевича об этом человеке, который несет ответственность за бесчисленные преступления и который лично отдавал распоряжения об убийстве многих людей, превратилось в эти дни в восхваление покойного и его политики, которая несла только смерть, несчастье, распад и ненависть", - заявил Драшкович. "Превращение серийного убийцы в национального героя является позором Сербии, превращая ее в глазах всего мира в страну, в которой преступление является высшей доблестью", - подчеркнул министр. И, наверное, для того, чтобы понять, почему одни считают Слободана Милошевича едва ли не  новым великомучеником, которому совсем чуть-чуть до канонизации, а другие называют "маленьким Гитлером", наверное, надо углубиться в события куда более давние, чем обращение Милошевича с просьбой отпустить его на лечение в Москву (будем реалистами - вряд ли он оттуда вернулся бы на скамью подсудимых), и, возможно, даже бомбовые удары по Белграду и Нови Саду.

Предопределенная война

Весной 2001 года автору этих строк довелось побывать в Боснии и Герцеговине. Боевых действий там уже не велось, страна готовилась к первым выборам на основе дейтонских соглашений, формировала муниципалитеты, полицейские подразделения, и даже присутствие натовских миротворцев не делало страну похожей на то, что на жаргоне международных журналистов именуется "территорией команчей" - зона боевых действий, где не действуют никакие правила и законы. Водители новеньких автомашин (откуда только они взялись в разрушенной войной стране?) с упоением демонстрировали на каждом перекрестке знаменитый "балканский стиль езды", когда машины передвигаются даже по городским улицам на предельной скорости, а на светофоре останавливаются с визгом тормозов. Уже развернулся во всей своей красе знаменитый сараевский рынок Баш Чаршия - тот самый, где когда-то героиня ленты "Единственная дорога" с Владимиром Высоцким в одной из главных ролей прятала под широкой мусульманской одеждой автомат и целилась в гитлеровского офицера, ожили знаменитые ряды чеканщиков с перестуком молоточков и выставленными прямо на улицу чирахами, кофейными наборами: круглый подносик, чашечки, джезве и крохотная сахарница - подсвечники и кофемолки с затейливым узором… Покупателями были в основном миротворцы, журналисты и международные чиновники, но мастера-чеканщики свято верили: еще немного - и туристический бум начнется опять. Но тут же рядом лежали сувениры недавней войны - переделанные в авторучки патроны от снайперской винтовки. И на улицах, где уже работали ресторанчики и магазинчики, невозможно было поверить, что всего-то шестнадцать лет назад принимал этот город зимние Олимпийские игры и считался одним из лучших в мире зимних курортов, а панорама местных остроконечных минаретов и красных черепичных крыш приводила в восторг не одно поколение художников. Вплотную к новенькому отелю "Холидей Инн" стояла разрушенная многоэтажка, и ее еще даже не собирались восстанавливать. На соседней улице многоблочный дом уже возвращался к жизни: из окон вполне по-бакински торчали спутниковые антенны, но тут же рядом облупившаяся штукатурка обнажала израненный пулями кирпич… Солдаты немецкого миротворческого батальона говорили нам: даже в городской черте немало мест, где еще не завершено разминирование. Рассказывая о программе восстановления домов для возвращающихся беженцев, международные чиновники отмечали: жилой фонд в Боснии разрушен на 90%.  И чудовищным диссонансом выглядели разрушенные дома на фоне открыточной красоты пейзажей…

И понимание того, что разминировать старые рубежи обороны и восстановить дома куда легче, чем вновь научить жить на соседних лестничных площадках тех, кто еще недавно смотрел друг на друга в прорезь прицела…

Понятно было, впрочем, и другое. Как утверждали многие эксперты, Балканы неспроста именовались "пороховым погребом" Европы: противоречия копились здесь слишком давно. Первая мировая завершилась без решения балканского вопроса. Вторая мировая тоже не принесла  решения балканского вопроса. Общепринятая версия балканской войны повторялась в СМИ бессчетное количество раз: до поры до времени Иосиф Броз Тито держал все эти противоречия под "железной пятой" собственной диктатуры, но стоило прессингу коммунистической власти чуть-чуть ослабнуть, как на авансцену вышла весьма опасная и разрушительная сила - национализм. Это, конечно, объясняло многое, но не все. Потому как, будучи хорватом по национальности, Иосиф Броз Тито не просто обладал "врожденным иммунитетом" от великосербского национализма - он еще и прекрасно понимал, что в такой стране, как Югославия, любые попытки игры на национальных чувствах закончатся распадом и катастрофой.

Сербы, хорваты и боснийские мусульмане говорили практически на одном языке, но история этих народов складывалась слишком по-разному. Сербы считали своим главным союзником Россию, боснийцы - Турцию, Хорватия, когда-то входившая в состав Австро-Венгрии, не изменила своей политической ориентации - уже теперь, по достижении независимости, власти Хорватии заявляли официальный протест, когда страну именовали "балканской". "Мы - европейская страна", - напоминали в Загребе.

И, возможно, для того, чтобы разобраться в югославских реалиях, надо вспомнить историю еще одного государства - Афганистана. Он возник на карте мира в XIX веке, когда Великобритания, стремительно расширявшая границы Британской Индии на север, и Россия, не менее активно продвигавшая свои границы в Средней Азии на юг, вот-вот должны были войти в соприкосновение. А так как масштабная война не входила в планы ни Санкт-Петербурга, ни Лондона, то между территориями двух империй решено  было создать буферное государство - Афганистан.  Но в 1947 году Индия и Пакистан получили независимость от Великобритании, нужда в "буфере" исчезла, и уже в июне 1951 года в британском МИД появилось письмо на имя посла Великобритании в Кабуле Джона Гарденера: "…Если произойдет переворот (в Афганистане), что вполне вероятно, исчезновение этой страны в итоге не будет трагедией - в нынешних условиях жизнеспособность Афганистана в обозримом будущем весьма сомнительна", потому как страна эта, по сути дела, представляет собой конгломерат областей, не связанных между собой ни исторически, ни экономически. И если экономические взаимосвязи областей Югославии были куда теснее, исторического взаимного тяготения не существовало и здесь. 

Но Иосиф Броз Тито скончался 4 мая 1980 года. А потом идеологическое банкротство  коммунизма стало уже очевидным, и югославская элита начала спешный поиск нового "знамени". 

Слободан Милошевич появляется на политической авансцене именно тогда. И очень быстро почувствовал, что ключ от заветной двери в высшие эшелоны власти именуется "великосербским шовинизмом".

Его "звездный час" настал в 1987 году, когда Милошевич, тогда малозаметный чиновник городского партийного звена, отправился в столицу Косовского края - Приштину: разбирать, как сказали бы сегодня, "инцидент на межнациональной почве". Ненависть между сербами и албанцами тоже копилась не одно десятилетие: в 1912 году, после того, как Косово, доселе входившее в состав Турции, стало частью Сербии, здесь прошли самые настоящие "этнические чистки", и до сих пор мужчины-албанцы не носят бород, чтобы не быть похожими на сербов. В таком случае у "эмиссара из центра" задача вполне понятная: разблокировать ситуацию, по возможности "деполитизировать" инцидент и уж во всяком случае не разжигать страстей. 

Но Милошевич повел себя по-другому. Он направился к памятнику погибшим в битве на Косовом поле - в 1389 году здесь сербская армия была наголову разбита турками.

И начал говорить об "исторических правах" сербского народа, сказав свое знаменитое: "Никто не смеет вас бить!"

Понимал ли Милошевич, что играет с огнем? Или же просто пребывал в уверенности, что оплачивать своими жизнями его политическое восхождение придется кому угодно, но не членам его семьи? Теперь уж этого не узнать, но The Washington Post написала по этому поводу: "Подобно большинству диктаторов Милошевич был в действительности циничным поклонником власти. Он стал националистом после того, как в течение многих лет являлся ортодоксальным югославским коммунистом, потому что коммунизм потерпел неудачу, и аппаратчикам вроде него для легитимизации своей власти нужна была новая идеология. Такой идеологией для него стал сербский национализм".

Из Приштины он вернулся если и не национальным героем, то во всяком случае признанным лидером набиравших силу националистов. Которые уже обвиняли во всех смертных грехах хорватов и албанцев, заявляли о том, что хорват Тито "притеснял" сербов, и выдвигали лозунг "Сербы - в одно государство!" - на деле означавший присоединение к Сербии населенных сербами областей Хорватии, Словении и Боснии (по такой же схеме через год будет раздут карабахский конфликт). В 1989 году, под "соусом" празднования 600-летия  битвы на Косовом поле, Милошевич попросту упразднил автономию Косовского края, а заодно разослал по местным школам новые учебники - содержание их было таким, что педагоги-албанцы отказались по ним преподавать. Тогда же в Косове и возникает та самая виртуальная система обучения, косовары отказываются получать сербские паспорта…

Как утверждают историки, усиленно разжигаемой Милошевичем националистической вакханалии воспрепятствовал тогда президент Сербии Иван Стамболич. Но вскоре был смещен со своего поста - его преемником стал Милошевич. А затем Стамболич отправился на прогулку в Белградский городской парк и не вернулся. Сегодня Мире Маркович, вдове Милошевича, приходится давать объяснения в прокуратуре именно по этому вопросу. 

А рост ультранационализма между тем продолжается. Будущий президент Хорватии Франьо Туджман, который еще подростком был разведчиком у партизан, был уволен с весьма высокого поста в югославском ЦК после того как на одном из совещаний посмел возразить: "С гитлеровцами воевали не только сербы, а среди хорватов не все были усташами". 

В такой стране, как Югославия, реакция на рост великосербского национализма могла быть только одной: в Загребе, Любляне, Сараево заявляли о своей независимости. Ответом Милошевича были танки и бомбовые удары, а затем - настойчивые попытки удержать под своим контролем хотя бы населенные сербами области. 

В ноябре 1991 года мир облетит название городка на Дунае - Вуковар. Этот важный порт на Дунае Сербия никак не желала "отдавать" Хорватии - город надо было удержать под своим контролем. Защитники Вуковара держали оборону в осажденном городе около двух месяцев, и стоила эта осада не менее тысячи  жизней. Потом югославская регулярная армия ворвалась в город. В газеты попал только один эпизод: сербские солдаты забрали из городской больницы больше 200 человек - как раненых солдат, так и мирных жителей - расстреляли их и похоронили в общей могиле. 

Потом будут война в Боснии, резня в Сребренице, где сербские солдаты уничтожили в июле 1995 года 8 тысяч боснийцев-мусульман, главным образом мирных жителей. Этот акт геноцида официально признан самой страшной трагедией после второй мировой войны. 

Через год после резни в Сребренице  в политической биографии Милошевича произошло еще одно событие. В стране прошли местные выборы, результаты которых "не устроили" Милошевича. Цифры вскоре "подправили", но это возмутило уже избирателей. Именно тогда в Сербии и появилась молодежная организация "Отпор!" - ее наследниками стали и "Кмара!" в Грузии, и "Пора" в Украине. Милошевич подавляет в стране оппозиционную активность "железной рукой": безжалостно "корректирует" результаты выборов, но ооновские санкции, весьма малоприятный имидж за рубежом и необходимость отправлять призывников на войну не прибавляют Милошевичу популярности. 

К тому же военная Фортуна изменчива. Потрясенный "этническими чистками" мусульман в Боснии, Запад более не может бездействовать - ради защиты мусульман американские летчики бомбят позиции боснийских сербов, которым активно помогает Милошевич. Вскоре хорватская армия за три дня решает вопрос Сербской Краины - суверенитет Загреба восстановлен над всей территорией страны. 

И вот тут Милошевич совершает еще одну ошибку, которую честнее было бы назвать преступлением. Он начинает активно переселять в Косово сербских беженцев, многие из которых уже имеют опыт участия в погромах и "этнических чистках". В Косове, где еще недавно албанцы составляли до 90% населения, этническая картина меняется неузнаваемым образом. Ответом на протесты стал ввод в страну сербского спецназа и тех самых ультранационалистических полувоенных формирований. 

Во время резни в Сребренице у Милошевича еще была возможность спрятаться за спину политиков вроде лидера боснийских сербов Радована Караджича. Но Косово ему уже не на кого валить. А мир недолго размышляет над дилеммой, что более нравственно: оставаться сторонним наблюдателем геноцида или бомбардировки военных объектов и правительственных зданий в Белграде. И когда жители сербской столицы поняли, что в результате политики их президента бомбы сыплются не только на Загреб и Любляну, участь Милошевича была предрешена: уже очень скоро в заголовки новостей первой строкой ворвется "бархатная революция" в Белграде. А потом мировые СМИ взорвет новая сенсация: Милошевич арестован и выдан Гаагскому трибуналу. Но до приговора он не дожил. И когда Вук Драшкович называет Милошевича "позором Сербии" - это не "низкопоклонство перед Западом" и не запоздалая борьба за власть: просто слишком много для всего остального мира значат слова "Вуковар", "Сребреница", "Косово"… "Пиариться" на рассуждениях о православной идее могут позволить себе депутаты российской Госдумы, а властям Сербии надо думать о реальных, а не мнимых интересах сербов - здесь понимают, что Сербии так или иначе придется сосуществовать с Хорватией, Словенией и Боснией, и не надо давать даже малейший повод к подозрениям, что  Белград может вернуться к той политике, которую проводил Милошевич. И заодно думать, как добиться восстановления своего суверенитета над Косово - здесь "кредит доверия" от мирового сообщества будет иметь едва ли не определяющее значение, а отношение к Милошевичу - это, быть может, и есть та самая "лакмусовая бумажка". И можно сколько угодно ссылаться на презумпцию невиновности и доказывать, что Милошевич умер до того, как Гаагский трибунал признал его виновным в преступлениях против человечности и военных преступлениях, и считать его преступником "неправомерно" - строго говоря, и Гитлер, и Пол Пот не то что не услышали приговора, но даже и не сели на скамью подсудимых. И поэтому понятно, что в Белграде хотят не просто проститься с Милошевичем - здесь хотят его похоронить. Вместе с развязанной им балканской войной.