ЛАТИНСКАЯ ОСЕНЬ

Уходящий 2019 год в западном новостном нарративе запомнится новыми подачами проблем экологии и социальной несправедливости. По всему миру идет волна протестов, и в СМИ даже высказываются предположения, что мы переживаем «новый 1968-й». С прошлого года во Франции обосновались Gilets jaunes («желтые жилеты»), которые уже выходят на еженедельные марши как на работу. Не прекращаются протесты в испанской Каталонии. Уже который месяц сотни тысяч людей выражают свое недовольство в Гонконге, и 11 ноября полиция там применила огнестрельное оружие. После того как протесты разной интенсивности прокатились по Египту, Алжиру, Судану, Эфиопии и сильнее всего в Ираке и Ливане, комментаторы заговорили о новом этапе «арабской весны». И, наконец, акции против правительств накрыли почти все страны Латинской Америки. Причины везде разные - где-то они чисто экономические, где-то - политические или сопряжены с требованиями о независимости. Например, так происходит в Каталонии или косвенно в Гонконге - бывшей британской колонии, возвращенной Китаю в 1997 году, где демонстранты выступают против планов правительства разрешить выдачу вероятных правонарушителей и преступников властям КНР. В Ливане все началось с решения правительства ввести налог на звонки в WhatsApp и других мессенджерах. В Ираке люди хотят, в том числе, пересмотра конфессиональной системы распределения власти. Однако главная причина во всех странах и на всех континентах - неравномерное распределение доходов. И поэтому такой размах протестов в Латинской Америке, которую смело можно считать синонимом «социального неравенства», является закономерным. Но это только на поверхности, а дьявол, он ведь, как всегда, кроется в деталях. 

Итак, что же происходит в Латинской Америке?

Наиболее обсуждаемые новости в середине ноября пришли из Боливии, где ушел в отставку Эво Моралес - первый в истории Боливии президент - этнический индеец и лидер партии «Движение к социализму». Моралес решил оставить свой пост после  массовых протестов, а также из-за того, что протестующих поддержала армия. Бывший президент, получивший убежище в Мексике, назвал произошедшее государственным переворотом и призвал своих сторонников не сдаваться. Имя Моралеса связано с предоставлением прав самым обездоленным и забытым слоям населения - коренным жителям, а также национализацией нефтегазовой отрасли. Уровень жизни в стране рос, пока не стали проявляться очертания будущего кризиса. 

Самый большой экономический кризис стал катализатором политических перемен и в Аргентине, где правый Маурисио Макри проиграл выборы приверженцу перонизма от левоцентристской оппозиции Альберто Фернандесу. Тот шел в тандеме с правившей до 2015 года Кристиной Фернадес де Киршнер, известной популистской политикой. Макри не смог справиться с экономическим кризисом, доставшимся ему от Киршнер. Все стало еще хуже: национальная валюта рухнула в десятки раз, инфляция достигла гигантских размеров, вырос госдолг, каждый третий житель страны оказался за чертой бедности. Кроме того, в прошлом году в Аргентине случилась самая страшная засуха за полвека и страна собрала худший за десятилетие урожай сои - главного экспортного товара. Фернандес пообещал, в свою очередь, смену экономической модели, отказ от повышения тарифов на коммунальные услуги и цены на бензин, но вряд ли, учитывая масштаб проблем, у него что-то получится. 

В Чили, где с экономикой все более-менее нормально, к массовым демонстрациям против правительства привело повышение стоимости проезда в метро. На улицы вышли сотни тысяч человек. В результате беспорядков по меньшей мере 17 человек погибли, несколько сот получили ранения, 7 тыс. человек задержаны. Правоцентристский президент Себастьян Пиньера распустил кабинет министров, чтобы сформировать новое правительство и провести социальные реформы. Он пообещал увеличить пенсии, минимальную оплату труда и провести другие реформы, но это не помогло остановить митинги. Часть протестующих все равно требует его отставки. 

Между тем в 2019 году политический кризис перешел в более острую фазу в Венесуэле, где фактически существуют два центра власти. Действующим законным президентом считается Николас Мадуро, но спикера Национальной ассамблеи Хуана Гуайдо в качестве венесуэльского лидера поддерживают США, страны Группы Лимы (за исключением Мексики), Австралия, Израиль, а также ряд стран ЕС. В свою очередь о поддержке Мадуро заявили власти России, Китая, Боливии, Кубы, Мексики, Никарагуа, Сальвадора, Ирана, Турции и ЮАР. 

Протесты в Эквадоре продолжаются с начала октября, и в них в основном принимает участие коренное население. Катализатором послужили отмена госсубсидий на топливо и экономические реформы. В сентябре в Перу президент Мартин Вискарра распустил парламент. В ответ депутаты отстранили его от власти и в начале следующего года намечено провести досрочные выборы. Протесты происходят также в Гватемале и на Гаити. 

В Бразилии пока спокойно, у власти там находится известный своими крайне правыми, националистическими и консервативными взглядами, а также скандальными заявлениями Жаир Мессиас Болсонару, которого называют латиноамериканским Дональдом Трампом. Летом в Бразилии проходили многомиллионные протесты против пенсионной реформы, серьезное недовольство вызывает положение коренного населения, этим летом градус напряженности в обществе повысили сильные пожары в амазонской сельве. Мексику в постоянном состоянии нестабильности держат вооруженные столкновения наркокартелей с официальными властями страны, и президент Андре Мануэль Обрадор ничего не может с ними поделать.

Тут стоит добавить, что такое состояние политической нестабильности для Латинской Америки - вещь вполне естественная, так же как многочисленные перевороты и экономические кризисы. Правительства латиноамериканских стран постоянно впадают из одной крайности в другую - то они крайне левые, то крайне правые, то привязывают валюту, то отпускают ее, то открывают границы для торговли, то закрывают, то проводят масштабную приватизацию, то национализацию. Неудивительно, что, по данным организации опроса общественного мнения Latino-barоmetro, 75% латиноамериканцев считают, что правительства не защищают интересы большинства. 

Немного предыстории

Что же мешает странам Латинской Америки, которая по большей части также является континентом иммигрантов (лишь в Боливии и Парагвае индейцы составляют большинство, а в Гватемале и Эквадоре их примерно половина населения), жить столь же сыто и богато, как в соседней Северной Америке? 

Нынешние государства на континенте начали появляться после войны за независимость испанских колоний в Америке в 1810-1826 годах. Тогда же лидер национально-освободительной борьбы Симон Боливар и его сторонники предложили создать общую конфедерацию - Южно-Американские Соединенные Штаты. Идея потерпела крах и небезосновательно считается, что к этому приложили руку страны Запада - Великобритания, Франция и особенно США, которым не нужен был сильный геополитический противник с огромными природными и людскими ресурсами и надежными границами в виде двух океанов. Сработал не дающий осечек принцип «разделяй и властвуй». Согласно знаменитой доктрине Монро от 1823 года, европейцы сравнительно дистанцировались от континента, а США, наоборот, получили полную свободу действий. В ходе американо-мексиканской войны 1846-1848 годов к США были присоединены Калифорния, Колорадо, Невада, Юта и Нью-Мексико, еще раньше, в 1845 году, - Техас. В 1903 году США помогли Панаме стать  независимой от Колумбии, чем закрепили свое присутствие в стратегической зоне Панамского канала. В Латинской Америке появились американские энергетические, горнодобывающие и пищевые концерны, а также многочисленные военные базы. Долгое время континент был ареной «холодной войны» между СССР и США, особенно территория Кубы, Доминиканской Республики, Чили, Никарагуа, Колумбии.

В сегодняшних реалиях

В современном мире, когда США все также рьяно защищают свои интересы, когда континентом вновь интересуется Россия, куда активно стремится проникнуть своим капиталом Китай и где по-прежнему живы объединительные идеи (Боливарианский альянс), ничего не изменилось. И если приглядеться к политической принадлежности правителей латиноамериканских стран, то окажется, что за властной чехардой кроется все та же схема. Так, в Боливии на смену левому антизападному Моралесу, возможно, придет кто-то проамериканский, в Аргентине ушел Макри - однозначный сторонник США. Такой же вариант не исключен и в Чили, неизвестно, чем все закончится в Венесуэле. Вашингтон и Москва привычно продолжают обвинять друг друга во вмешательстве во внутренние дела латиноамериканских стран. «У нас есть сведения, что действия России негативно влияют на ход переговоров в Чили», - заявил журналистам представитель Госдепартамента, пожелавший остаться неизвестным. В свою очередь в Москве отставку Моралеса расценили именно как госпереворот. Причем в отличие от того же Ближнего Востока, который всегда был смешением слишком многих интересов, по поводу всего происходящего в Латинской Америке Белый дом реагирует нервно вдвойне, поскольку считает этот регион своим «задним двором», зоной исключительных интересов. И речь действительно идет о серьезных ресурсах - больших запасах нефти и газа, редких ископаемых, больших возможностях для сельского хозяйства, а также запасах пресной воды (35% мировых запасов гидроэнергетики, в том числе водоносный горизонт Гуарани - хранилище возобновляемых грунтовых вод) и лесного покрова (около 25%). Не говоря уже о том, что упоминаемый Панамский канал - важнейшая межокеанская артерия, дающая преимущество в торговле.

Таким образом, протесты, которые мы наблюдаем, конечно, возникают не на пустом месте. Социальное неравенство было и есть, но массовыми выступлениями его не поправить, потому что это не является и никогда не являлось конечной целью, а только лишь средством. Именно поэтому все вышеперечисленные случаи народного недовольства - от Франции до Чили - имеют важные характерные черты: они без вектора, без программы и что самое главное - без ярких лидеров и четкой политической повестки, без идеологии. Протесты происходят вовсе не потому, что народ вдруг очнулся от того, что терпел десятилетиями, и неожиданно прицепился к ценам на метро, и именно поэтому одни требования хаотично перетекают в другие. Наверное, не случайно сейчас, в 2019 году, вышел на экраны фильм «Джокер», который у определенного и достаточно большого круга людей сразу стал культовым и который рьяно обсуждается в СМИ и соцсетях. Как написал один из поклонников ленты в комментариях: «Этот фильм - символ эпохи, символ конца надежд, символ поколения, символ конца 2010-х. Депрессия, отчаяние и безысходность. Все летит к чертям собачьим, остается только смеяться над собственной беспомощностью». Оно и правда - герой экрана собственно и сам не понимает, чего хочет. Против кого он протестует (белых воротничков и снобов, хотевших избить его в метро, цветных мальчишек, отпинавших его у мусорного бака, коллег, которые не смеются над его шутками, уставшей медсестры, самого себя…) и какой вообще во всем этом конечный смысл. 

Действительно, а есть ли он?

Он есть. Ведь, в отличие от галлюцинаций больного Артура Флека, все последствия социального неравенства и изменений климата действительно существуют и приносят невыносимые страдания миллионам людей. Действительно существуют неутешительные итоги красивых идей глобализации и открытых границ, доведших многих до края нищеты. И бремя долгов перед МВФ, которое не дает вздохнуть той же Аргентине, имеющей все шансы на процветание, тоже существует. Существует разочарование в элитах и избирательных системах (кризис вокруг «Брексита», грянувший в светоче демократии - Великобритании - тому яркое доказательство).       

Из всего этого следует очевидный, казалось бы(?), вывод: пересмотр отношений между государствами, создание разных политических полюсов не могут происходить без учета интересов простых граждан. Потому что в век интернета и по-настоящему информационного общества надежно защитить только свое поле для игры, перенеся все действие исключительно на соседнее, уже никак не получится. Иначе протесты могут приобрести свою особую - «паутинную или сетевую» философию, опрокидывающую все то, что мы знали об их характере раньше. А вот что из этого получится, никто не знает. Лишь бы фраза Джокера, сказанная им в самом начале фильма, о том, что «когда я был заперт в больнице, было лучше», не оказалась пророческой.