ОТ МАЯ ДО АПРЕЛЯ

Первая Республика, просуществовавшая почти два года (от мая 1918 г. до апреля 1920 г.), стала "высшей точкой" в развитии национально-демократического движения азербайджанского народа. Влияние внешних факторов на эволюцию данного движения сочеталось с особенностями идейно-политической ориентации лидеров азербайджанского общества, которые формировали идеологию и практику национально-государственного строительства на основе тройственной принадлежности азербайджанцев: их этнической связи с тюркским миром, конфессиональной - с исламским, цивилизационной - с европейскими ценностями и идеалами. Эта особенность была отражена в философии государственного строительства Первой Республики, основой и символом которой стал "азербайджанизм" - синтез принципов тюркизма, исламизма и модернизма, то есть непротиворечивое соединение этнической, конфессиональной и европейской принадлежности азербайджанцев. Отмечая, что помимо влияния Европы и России, другими факторами, определявшими национальное самосознание в Азербайджане, было "осознание единства с миром ислама, этнического родства с турками и общности с персидскими азербайджанцами", американский исследователь новой истории Азербайджана Тадеуш Свиетоховский признает, что "в то же время азербайджанские лидеры сильно выделялись своими национальными особенностями, удерживавшими их от подчинения более широкомасштабным движениям, таким, как Всероссийское объединение мусульман, пантюркизм и закавказский федерализм". 

Идеология азербайджанской государственности проделала в своем недолгом развитии сложный и извилистый путь. Еще осенью 1917 г. государственная независимость не рассматривалась как цель в программах ведущих азербайджанских партий и движений. Например, в программе тюркской партии федералистов ("Мусават"), получившей в парламенте АДР 28 мест и составившей вместе с беспартийными (18 депутатов) самую крупную парламентскую фракцию (46 депутатов из 96), в разделе "Государственный строй" отмечалось, что партия ставит своей задачей создание: "а) демократической республики на национально-территориально-федеративных началах вообще в России и, в частности, б) территориальной автономии Азербайджана, Туркестана, Киргизии и Башкирии, в) национальной автономии поволжских и крымских татар и всех вообще тюркских народностей". Территориальная автономия была предельной целью и других политических сил азербайджанского общества. 

Однако развитие центробежных тенденций в России и дезорганизация государственно-административного управления в Закавказье привели к тому, что на смену тезису о "территориальной автономии", т.е. самостоятельности азербайджанского общества в рамках демократической федеративной России, пришла идея о независимом развитии Азербайджана в рамках конфедерации закавказских республик, что было реализовано на практике в апреле-мае 1918 г. как Закавказская Федерация. После распада Закфедерации азербайджанское представительство в Сейме бывшей федерации образовало Азербайджанский Национальный Совет, который провозгласил 28 мая создание АДР. 

Однако и после провозглашения независимости - до созыва Парижской конференции и в ходе ее работы - идея союза кавказских республик сохраняла центральное место в программных документах АДР, в официальных подходах ее руководителей и дипломатов. В подготовленном Али Мардан беком Топчибашевым (ноябрь 1918 г.) "Меморандуме", врученном дипломатическим представителям держав Антанты в Стамбуле, эта идея была выражена и обоснована следующим образом: "Теснейшие связи между нациями Закавказья… вкупе с общностью интересов, особенно значительных в экономической сфере, настоятельно требуют создания политического объединения, базирующегося на принципах конфедерации, положенных в основу существующего ныне Швейцарского союза… Мысль о конфедеративном устройстве Закавказья быстро обретает сторонников не только в среде умеренных либералов, азербайджанских, грузинских и армянских националистов, но и в среде социал-демократов, также желающих ныне союза всех наций, населяющих Закавказский край". Ошибочно полагая, что идея Закавказской конфедерации не только будет поддержана на Парижской конференции грузинской и армянской делегациями, но и получит развитие за счет преобразования конфедерации "в сторону включения в ее состав также и вновь образованных государств Северного Кавказа", А.Топчибашев выражал надежду на то, что этот "спасительный союз" будет поддержан и одобрен европейскими государствами. 

Анализируя сегодня - по прошествии 90 лет - причины стойкой приверженности лидеров АДР идее "конфедеративного Кавказа", следует отметить, что руководство Первой Республики стремилось создать благоприятные региональные и международные условия для сохранения независимости АДР. В отличие от Грузии, пользовавшейся более благожелательным отношением со стороны лидеров социалистических партий европейских держав и терпимым - со стороны России и Армении, на стороне которой была политическая активность диаспоры, помноженная на заинтересованное участие европейских стран в решении "армянского вопроса", азербайджанское государство не располагало прочными и эффективными ресурсами для обеспечения своей внешнеполитической, военной и экономической независимости. В этих условиях вполне объяснимым и закономерным был призыв лидеров АДР к союзу кавказских народов и конфедерации кавказских республик, которая, по их замыслу, должна была выполнять как минимум две функции. Во-первых, объединительно-защитную (отсюда тезис о "спасительном союзе") в условиях нараставшей большевистской угрозы, а во-вторых, политико-дипломатическую, призванную облегчить для Грузии, Армении и Азербайджана совместное решение задачи признания их независимости союзными державами на Парижской мирной конференции. 

Следует отметить, что в самом азербайджанском руководстве при единстве общего подхода существовали разные видения будущего такой конфедерации. Для возглавлявшего делегацию АДР на Парижской конференции Топчибашева - интеллектуала, в котором гармонично сочетались приверженность общенациональным идеалам (он не входил в состав какой-либо партии и оставался беспартийным в течение всего периода 1917-1920 гг.), европейская ориентация и восточный прагматизм, а также для правительства и МИД Азербайджана первостепенным был вопрос признания независимости республики. В то же время, будучи председателем парламента и одновременно главой государства (пост председателя был приравнен в АДР к высшему государственному), Топчибашев осознавал важное значение России для будущего своей страны. В его понимании конфедерация носила в большей степени вспомогательное значение, и ее актуальность могла отпасть после признания АДР европейскими странами и Россией. 

Для других политиков, прежде всего Мамедэмина Расулзаде и представителей правого, радикального крыла руководства страны, не доверявших большевистской России и ориентировавшихся преимущественно на Турцию, ведущим мотивом, определявшим их позицию, была именно защитная функция конфедерации, которая в условиях постоянной (в их понимании) угрозы со стороны России могла и должна была надолго определить конфедеративный облик Кавказа. 30 ноября 1922 г., находясь в турецкой эмиграции и комментируя для стамбульской газеты "Йени Шарк" ("Новый Восток") вопрос о вхождении закавказских республик в состав СССР, Расулзаде сформулировал свой подход к этому вопросу следующим образом: "Нынешняя федерация является целью, созданной против желания их самих для присоединения к России. А между тем мыслимая кавказцами федерация должна была бы составить стену, ограждающую Кавказ от идущей с севера лавины". В этом же направлении мыслил он и на более позднем этапе - в парижской эмиграции. В изданной в 1930 г. в Париже брошюре "О пантуранизме. В связи с кавказской проблемой" один из бывших руководителей АДР по-прежнему делал акцент на консолидирующий и защитный аспекты конфедерации: "Если в добрые старые времена Кавказ был ареной взаимной борьбы для соседних народов, то последний период совместной жизни и страдания этого края воочию доказали, что сепаратный образ действия отдельных кавказских народов навлекал бедствия не только на данный народ, но и на все остальные народы Кавказа. Общность истории, общность страданий, точнее, общность судьбы создали у всех народов Кавказа общую, более или менее сходную психологию. Страшные годы террора и красного империализма, одинаково давящего кровавым прессом все народы Кавказа, еще в большей мере сблизили эти народы и укрепили в них сознание общности их национально-политических интересов". 

Однако выражая, как ему казалось, общее настроение политически мыслящих кавказских народов и кавказской эмиграции, Расулзаде делал далеко идущие, отличные от его традиционных подходов, выводы. "Независимый Кавказ, - подчеркивал он, - залог не только благоденствия его народов, но и серьезный фактор международного мира. Южные наши соседи, вечно находившиеся под угрозой северной опасности, только при наличии свободного Конфедеративного Кавказа, как буферного государства, могли бы быть спокойны за свою судьбу. Нет сомнения, что наша в действительности реальная деятельность в области достижения всекавказской государственности могла бы внушить нашим южным соседям должное уважение к нам и нашей работе". Как видно, здесь идея кавказской конфедерации выходит уже за рамки экономической и политической целесообразности, своей защитной и дипломатической функции и приобретает более широкое геополитическое значение "буфера", призванного оградить "южных соседей" (видимо, Турцию и Иран) от "угрозы северной опасности" (под ней, очевидно, подразумевалась советская Россия). 

Однако реальные события, происходившие в Закавказье в 1918-1921 гг., не оставляли надежд для реализации призывов лидеров АДР к конфедеративному устройству региона. В течение 1918-1920 гг. Армения продолжала политику депортации и террора в отношении мирного азербайджанского населения в районах его компактного проживания  как в самой Армении, так и в Гейча-Зангезурском и Карабахском регионах Азербайджана. Кроме того, в ноябре 1918 г. ее вооруженные силы вторглись на территорию Грузии, спровоцировав кровопролитный военный конфликт с этой республикой. Эти обстоятельства делали теоретически иллюзорными и практически невозможными не только попытки конфедеративного объединения трех кавказских республик, но и выработку совместных дипломатических действий на международной арене, прежде всего в области признания их независимости. 

Не вдаваясь в анализ основных направлений и достижений внутренней и внешней политики правительства Первой Республики, следует отметить, что она оставила ценный опыт построения светского демократического государства, вобравший в себя как позитивные моменты, так и неудачи и поражения. АДР стала первой демократической парламентской республикой в мусульманском мире. Ее внутренняя и внешняя политика отразила присущие азербайджанскому народу и его интеллектуальной элите приверженность прогрессивным идеалам и ценностям начала XX века, культурный плюрализм, веротерпимость и политическую толерантность. Закономерным было и то, что АДР стала первой страной на Востоке, предоставившей женщинам избирательные права, и одной из первых европейских стран, закрепивших равные избирательные права для всех граждан, независимо от пола, языка и национальной принадлежности (закон от 20 ноября 1918 г. "О создании азербайджанского парламента", "Положение о выборах в Учредительное собрание Азербайджанской Республики" от 21 июля 1919 г.). 

В этом отношении политика АДР, опиравшаяся на принципы демократии и плюрализма, находилась в разительном контрасте с политикой правительства дашнакцаканской Армении, которая в течение всего периода своего существования с мая 1918 по декабрь 1920 г. проводила политику депортации и геноцида не только азербайджанского, но и русского, а также курдского населения на собственной территории. Не случайно поэтому в сделанном МИД Великобритании конфиденциальном докладе для правительства от 24 декабря 1919 г. о внутриполитическом положении в Армении и Азербайджане в 1919 г. отмечалось, в частности, что в Армении правящая партия "Дашнакцутюн" тяготела к крайним социальным взглядам и в зависимости от собственных интересов беспринципно ассоциировала себя или с большевизмом, или с реакцией. Относительно же правительства Усуббекова, находившегося у власти с 14 апреля 1919 по апрель 1920 г., в докладе отмечалось, что оно "добилось значительных успехов". Учитывая достижения АДР в области стабилизации экономического и политического положения, в докладе делался также вывод о том, что азербайджанцы под руководством англичан "могли бы превратиться в грозную полицейскую силу региона". 

Обращает на себя внимание тот факт, что оценки британской дипломатии совпадали с мнением руководителей российских большевиков, в частности Анастаса Микояна, одного из руководителей Кавказской краевой организации большевиков. В своей статье с характерным названием "Армянский империализм" (1919 г.) он подчеркивал в связи с этим, что "факт наличия армянского империализма является для армянского народа удивительным и комичным, даже трагикомичным". Указывая на "специфичность, реакционный характер и содержание" данного явления, автор делал также следующий вывод: "Ныне Армения фактически занимает территорию Иреванской губернии, мусульманское население которой чуть меньше армянского. Но это единственная территория, где армяне живут сравнительно компактно и составляют большинство населения. В результате реакционно-шовинистской политики армянского правительства мусульмане, составляющие две пятых всего населения, не только отстранены от каких-либо форм участия во власти и управлении страной, но и наряду с иностранцами попали в бесправное положение". 

Касаясь вопроса об основных причинах падения АДР, следует, прежде всего, отметить, что ни в самом Азербайджане (находившемся в стадии постколониального развития с присущими социально-экономическим кризисом и внутриполитической нестабильностью), ни в регионе (неурегулированные пограничные проблемы, территориальные притязания соседних республик друг к другу), ни в более широком международном окружении (сталкивающиеся друг с другом интересы ведущих мировых держав) не было условий для стабильного, устойчивого развития азербайджанской государственности, предпосылок для длительного существования АДР. 

Но гораздо более важным и значимым для судьбы Первой Республики было то, что ее независимая ориентация, идеология и практика противоречили логике долгосрочных геополитических и экономических интересов советской России, которая даже в условиях охватившего ее хаоса и разрухи, гражданской войны, внешней интервенции и экономической блокады оставалась ведущим фактором воздействия на региональную (закавказскую) ситуацию и процесс государственного строительства в АДР. 

Богатый сырьевыми ресурсами, которые были особенно ценны для ослабленной в мировой и гражданской войнах российской экономики; занимающий уникальное положение в центре геостратегического "треугольника" Россия - Персия - Турция, который был весьма важен с точки зрения эффективной реализации геополитических целей и задач большевистской Москвы по всему периметру южных границ царской России; владеющий каспийскими "ключами" подступа к региону Средней Азии - такой Азербайджан был для советской России неизмеримо более значимой, чем Грузия и Армения, "мишенью". Закономерно поэтому, что, возникнув на руинах Российской империи, в атмосфере царивших в ней хаоса и многовластия, Первая Республика окончила свой исторический путь в момент завершения этой анархии и консолидации большевистским центром своей единоличной власти в стране. Иными словами, период жизнедеятельности АДР продлился ровно столько времени, сколько потребовалось руководству советской России для мобилизации своих военных и политических ресурсов в целях свержения буржуазно-демократического азербайджанского правительства. 

Указанные выше факторы в течение всего периода жизнедеятельности АДР обуславливали политику внешнего военно-политического давления на нее и ее дипломатического непризнания, "подпитывая" действие таких неблагоприятных для азербайджанской государственности тенденций, как отсутствие стабильности внутри страны, частая смена правительств (в указанный период сменилось пять правительств), эффективная подрывная роль азербайджанских большевиков, а также турецких коммунистов и националистов, вошедших с ними в тактический союз в последние месяцы существования АДР. Влияние этих факторов было столь сильно, что даже после советизации всего Закавказья Азербайджан еще долгое время сохранял особый статус в региональной и восточной политике советской России. 

Следует также учитывать, что, как уже отмечалось выше, идея независимого Азербайджана была неприемлема не только для большевиков, но и для оппозиционных им российских движений и партий самого широкого политического спектра - Деникина, относившегося к АДР как к "враждебному нам Азербайджану", кадетов, меньшевиков и эсеров. Деникин, в частности, выступал за "единую, великую, неделимую Россию" и допускал в рамках этой формулы лишь "автономию окраин", которая в его шкале приоритетов находилась даже ниже "широкой автономии казачьих войск, оправдываемой историческими заслугами". Отвечая в своих мемуарах на адресованные ему обвинения в нетерпимом подходе к независимости "окраин", он отмечал, что "это не нетерпимость, а соблюдение высших интересов русской державы, и этим не исключается вовсе возможность установления добрососедских отношений". Фактическое отрицание за азербайджанцами Закавказья права на самоопределение и создание независимого государства сближало все эти силы с региональными (в России, Грузии, Азербайджане и Турции) и международными армянскими движениями, независимо от их политической ориентации. Стоит выделить также агрессивные устремления собственно Армянской Республики и поддерживаемый ею армянский сепаратизм в Карабахском, Зангезурском и Нахчыванском регионах. Все эти факторы, безусловно, в совокупности способствовали падению АДР.