ЭКСПЕРИМЕНТАТОР

Ильгар САФАТ - театральный и кинорежиссер, сценарист, писатель, художественный руководитель компании «Нариманфильм». Его фильмы «Участок» и «Ичеришехер» получили ряд международных призов, таких как Hollywood Young Artist Awards, California Golden Awards, «золотой» Remi кинофестиваля WorldFest Houston.

В его драматургических произведениях центральная фигура - человек. Потому неудивительно, что автор книг, пьес, сценариев наблюдает за людьми, слушает их. В основной массе человек на самом деле редко говорит то, что думает. И разгадать, что стоит за его словами, поступками, очень непросто. Тем более, когда речь идет о неординарных ситуациях. 

- Недавно в широкий прокат вышел ваш фильм «Родная земля», который охватил внушительный пласт судьбы нашего государства. В процессе работы над фильмом было ли личное переосмысление происходящих событий, о которых повествуется?

- Безусловно. Над фильмом «Родная земля» (о геноциде в Ходжалы) мы работали очень долго, более пяти лет. Кроме того, я несколько лет обдумывал эту историю, выстраивал сюжетные перипетии и развивал характеры. Все эти годы я жил рядом со своими героями и в той драматической эпохе, которую мы пытались перенести на экран. Фильм «Родная земля» - некий кинороман. История в нем разворачивается на протяжении сорока лет. Мы видим и 1992 год, зверскую резню в Ходжалы, и первую этническую чистку на территории Советского Союза, изгнание азербайджанцев из Кафана. И подпольную дашнакскую ячейку, случайно вскрытую нашим героем в далеком 1982 году. И, наконец, возвращение сына главного героя в Шушу во время победоносной 44-дневной войны. Надо сказать, что «Родная земля» - первый полнометражный художественный фильм, снятый в Шуше после освобождения. Мы отправились на поиск локаций в Шушу буквально через пару месяцев после окончания боевых действий. И, конечно же, когда ты так долго работаешь над картиной, не можешь не проникнуться скорбью и болью своего народа. Ты начинаешь лучше чувствовать тот исторический контекст, в котором живешь и в котором живут твои герои. В этом фильме, как, впрочем, и во всех моих других, очень много автобиографических фактов. Ведь эти трагические события пришлись на нашу молодость. И для меня самого, как для режиссера, было очень важно разобраться в прошлом нашего народа, еще раз вместе с ним прочувствовать его боль и в силу этого, может быть, попытаться от нее исцелиться. Ведь чем еще возможно человеку исцелить свою душу, помимо искусства?   

- Съемки кинолент на военную тематику всегда сопряжены с важностью сохранения правдивости фактов и в то же время неизбежным добавлением художественного аспекта. Насколько сложно в этом формате выдерживать баланс между реальностью и вымыслом, военной канвой и любовной линией?

- У художника нет другого ориентира, кроме своего собственного вкуса и того профессионального и жизненного опыта, который он имеет. Почему я всегда говорю молодым режиссерам, что надо больше читать и жить полной жизнью?! Ведь если у тебя нет никакого интеллектуального и жизненного багажа, то и в своих работах, будь то театр или кино, ты будешь неинтересен. К сожалению, ситуация такова, что сегодня молодые режиссеры просто создают малоинтересные кальки с других фильмов, снятых когда-то давно и кем-то другим. Почти не встретишь ни авторского почерка, ни личностного высказывания. Фильмы создаются по одним и тем же лекалам, и в них можно легко переставлять титры из одного в другой, разницы никто и не заметит. В то время как раньше имя режиссера можно было узнать по одному кадру. Мне всегда интересно ставить перед собой сложные задачи, и, вне всякого сомнения, «Родная земля» на данный момент - самый сложный для меня проект. В фильме огромное количество персонажей, много массовых и батальных сцен, звучат разные языки, много трюковых сцен, в нем снималось много детей, много непрофессионалов. Тут, конечно же, мне очень пригодились мой опыт документалиста и годы, проведенные на Дальнем Востоке, когда приходилось работать в экстремальных условиях, в тайге, при температуре -35 градусов. Плюс отсутствие должного финансирования такого сложного проекта. Но часть нашей профессии заключается в том, что ты должен пытаться довести свою работу до конца, не обращая внимания на те обстоятельства, которые тебя окружают. Ничто не должно тебя останавливать. Ты обязан рассказать свою историю, несмотря на все бесконечные препятствия, которые встают у тебя на пути. Тем более когда речь идет о таких значимых исторических событиях, как в нашем фильме. Мы были воодушевлены и новым жанром, военной драмой, в котором я прежде не работал, и значимостью нашей истории, и Победой в 44-дневной войне. Все это были сильные мотивирующие факторы, помогающие всей нашей команде кинокомпании «Нариманфильм» двигаться к заданной цели.  

- Ваше творчество охватывает своим вниманием как литературный формат, так и кинематографическую область. Есть ли какая-то разница по силе воздействия форматов между театром, книгами и кино?

- Чем бы ни занимался художник, его задачей является только одно: преодоление хаоса и попытка из этого хаоса создать какую-то гармонию. Ты всегда сталкиваешься с сопротивлением материала, со множеством деструктивных воздействий как извне, так и внутри тебя самого. Этот внутренний хаос наиболее вреден для творчества и с ним сложнее всего справляться. Но в зависимости от рода действия добавляются еще и дополнительные разрушающие воздействия, приходящие из той среды, в которой ты работаешь, от обстоятельств рабочего процесса, от актеров, от съемочной группы, от погоды, в конце концов, если речь идет о съемках фильма. Режиссерский опыт сродни некой психотехнике, благодаря которой тебе удается сохранять свое сознание и эмоции в равновесии, не терять концентрацию на творческих или производственных задачах. Но зрителю, равно как и читателю, нет дела до твоих сражений с хаосом, и до тех, зачастую неблагоприятных, обстоятельств, в которых ты работаешь. Его интересует только результат, а как ты его добиваешься, это зрителю безразлично. И, главное, пронести через весь этот хаос самое ценное для тебя: первоначальный замысел, ту эмоцию, которую ты хочешь выразить, те идеи, которые для тебя важны. Все это должно быть выражено с предельной искренностью и художественной силой, только тогда тебе, возможно, удастся достучаться до зрительских эмоций, поделиться важными для тебя идеями. Так что режиссерская профессия, равно как и писательская, крайне сложна, если относиться к ней серьезно, без профанации. Тут нет никаких рецептов, в каждом конкретном случае все приходится начинать сначала и как в первый раз.    

- Кто вы больше - драматург, сценарист, режиссер, автор книг?

- Мне часто задают этот вопрос, но я никогда не знаю, как на него ответить. Я никогда не задумываюсь об этом и просто стараюсь заниматься тем, что мне интересно. Пытаюсь выразить какие-то волнующие меня эмоции и рассказать какие-то, на мой взгляд, интересные истории. Конечно, каждая из этих областей имеет свою особенность, свою специфическую технологию, и все это надо было изучить, понять, освоить и научиться применять на практике. Но постижение «секретов мастерства» приходит в основном через практику и на конкретных проектах, будь то спектакль или фильм, не имеет значения. В любом случае все идет через личный опыт. Стиль, как говорил философ Алексей Федорович Лосев, есть некое органичное продолжение самого автора, «природная» часть его самого, и стиль, как отпечатки пальцев, невозможно подделать. Так что я надеюсь, что во всем, что делаю, будь то спектакли, фильмы, книги или песни, есть нечто общее, свойственное только мне и никому другому.   

- Поговорим о театре. Театр всегда мистика?

- В моем случае, думаю, что да. Потому что есть разный театр. Есть театр иллюстративный, когда актеры просто банально проговаривают написанный кем-то текст. Наш зритель, к сожалению, привык именно к такому театру, иллюстративному. Покричали, побегали по сцене, размахивая руками, обязательные танцы, и все в этом роде. Мне такой театральный формат не интересен. Я пытаюсь ставить перед собой другие задачи, отвечающие моим интеллектуальным и духовным поискам. Я пытаюсь создать некий метафизический объем, особую атмосферу, расширяющую зрительское восприятие иногда даже помимо того, что происходит на сцене. Это попытка предложить зрителям некое особое духовное переживание, попытка создать на сцене некое захватывающее сновидение и перенести его в зрительный зал. Мне всегда хочется развернуть на сцене особое мистическое измерение и погрузить в него зрителя. Свои режиссерский метод и философию я подробно разбираю в книге «Lucidity. Сны о режиссуре». В этой книге я исследую феномен люсидных (осознанных) сновидений применительно к режиссерской практике. Думаю, эта книга будет интересна как интересующимся психологией, так и профессионалам театра и кино. 

- Режиссер всегда экспериментатор?

- Режиссер всегда находится в поиске. Это основное мучительное свойство нашей профессии. Если, конечно, речь идет о настоящем режиссере, а не просто человеке, по заказу выполняющем те ли иные запросы извне. Что нового ты можешь привнести в постановку Чехова или Шекспира? Не будет ли это миллион первый «Гамлет» или «Вишневый сад»?  Чем театральное воплощение классической пьесы может обогатить наше понимание этого произведения? А есть в тебе самом что-то, что равноценно этим художественным образам?  Если относиться к нашей профессии серьезно и быть честным по отношению к себе самому, к зрителям, к автору, пьесу которого ты ставишь, то уровень сложности и степень ответственности качественно возрастают. Режиссер ищет живые связи между персонажами, сюжетными коллизиями, драматургическими поворотами, пытается вдохнуть жизнь в уже, казалось бы, известный всем избитый материал. Это не просто. Грубо говоря, режиссер должен выстроить «живую жизнь», оперируя какими-то грубыми материальными предметами. Это и игра, и поиск, и импровизация. Но главное, чтобы было какое-то авторское высказывание, чтобы ты не просто еще раз поэксплуатировал классические образы, а попытался через них сказать что-то новое о нашем времени, о жизни, о себе. Такое происходит нечасто.    

- Не чревато ли подобное неким форматом сумасшествия?

- Могу говорить только за себя, потому что уже много лет исследую эти измененные состояния сознания. Меня они не пугают, а, напротив, являются для меня неким пространством для исследования. Для меня темные зоны нашей психики и измененные состояния сознания - это своеобразное топливо. Материал для работы. Зона интересов. Работая над пьесами в театре или над новым сценарием для кино, ты всегда вынужден вникать в теневую сторону человеческой природы. Без этого непонятны поступки героев, их характер, их мотивы. Да, это опасная зона. Не каждый режиссер заходит на эту территорию. Но мой выбор связан с моим личным опытом. С моим многолетним интересом к шаманской традиции, ради изучения которой в свое время я отправился на Дальний Восток и снимал фильмы об удэгейском шаманизме. Так или иначе, я всегда опираюсь в работе на личный опыт (как, наверное, и любой другой режиссер). Просто мой опыт он вот такой. И, наверное, не случайно я снял фильм «Участок», первый мистический фильм в истории азербайджанского кино. К сожалению, этот жанр в нашем кино остается неразвитым и находится в кризисе, как и весь наш кинематограф. Поэтому многие свои исследования я перенес на сцену. На данный момент последним моим экспериментом в этом направлении является спектакль «Чеховское ружье», который я поставил по своей пьесе. В ней глубокий психологический образ создает Фирдоувси Атакишиев. До этого были «Осенняя соната» с Людмилой Духовной и Румией Агаевой по пьесе Ингмара Бергмана. «В поисках смысла» Идо Нетаньяху, первый спектакль в истории нашего театра, затрагивающий тему Холокоста. В нем образ великого психолога Виктора Франкла воплотил Мабуд Магеррамов. Так или иначе, я всегда возвращаюсь к интересующим меня темам психологического кризиса и попыток героя этот кризис преодолеть. Для кого-то это риск сумасшествия, для меня же - просто территория творческих поисков и исследований. Эти постановки учат не бояться темных зон нашей психики, преодолевать все кризисные ситуации в нашей жизни. Но для меня, как для режиссера, важно было самому изучить эти темные зоны, чтобы хорошо в них ориентироваться и быть в состоянии предложить зрителям выход из этих деструктивных психических состояний. 

- Изучая человека с его страстями, не приходит ли разочарование, что он как отдельная персона и в привязке к социуму так и не вынес уроков из многовекового прошлого взлета и падения цивилизаций?

- Разочаровывает многое, но есть ли смысл говорить об этом? То, что творится сегодня в искусстве, в культуре, в кинематографе, в театре, - все это ниже всякой критики. Мы живем в эпоху симулякров (симуляции), когда людям важнее «казаться», чем «быть». Все что-то имитируют. Поэтому все есть не то, чем кажется, и не потерять себя в этом апокалиптическом хаосе крайне сложно. Для этого необходимы ментальная гигиена и постоянный самоконтроль. Но кто сегодня способен на это? Люди большую часть времени проводят в виртуальном измерении, находятся под гипнозом СМИ и социальных сетей и адекватно не соотносят себя самих с реальным миром. Все искусство стало «массовым» и, по сути, искусством больше не является. Это тоже некая форма эскапизма (убежать от самого себя) и гипноза, отрывающего людей от понимания подлинной сути вещей. Я пытаюсь создавать фильмы и спектакли, не погружающие человека в сон эскапизма, а, наоборот, пробуждающие его к интеллектуальной самостоятельности. Некоторые мои спектакли, как, например, «Чеховское ружье», «В поисках смысла», «Осенняя соната», были выстроены в форме психотерапевтического сеанса.   

- Тогда спектакль «Чеховское ружье», чья драматургия и постановка чисто авторские, можно считать отсылкой к своему внутреннему миру?

- Да, как, наверное, и все мои спектакли и фильмы. Но «Чеховское ружье» - это еще и спектакль о природе Театра. В нем много театральных аллюзий и реминисценций, но очевиднее всего связь этой пьесы с книгой Антонена Арто «Театр и его двойник». В нашем спектакле также звучит голос Арто из его радиопостановки. Мне хотелось размыть границы между обыденностью и театральным действом. Погрузить зрителей в стихию театра, в театральное волшебство, и из грубой условности, как из алхимического тигля, извлечь что-то подлинное, сущностное, «живую жизнь». Это психологический трип в подсознание главного героя в блистательном исполнении Фирдоувси Атакишиева.    

- Может, с этим и связан аккуратный подбор собственного репертуара режиссуры?

- К сожалению, не всегда все складывается так, как нам этого хотелось бы. Очень часто все происходит неспланированно и случайно. Поэтому режиссером невозможно быть только в рабочее время, эта профессия требует от нас тотальной вовлеченности. Конечно, у меня есть мечты и планы осуществить ряд определенных проектов и в театре, и в кино. Но иногда реальность оборачивается так, что приходится браться за те или иные постановки. В кино я не берусь за проекты, которые мне не интересны, и снял только те фильмы, которые хотел снять. В нашей ситуации отсутствия киноиндустрии любой фильм может оказаться последним, и нет никаких гарантий, что ты сможешь завершить свою картину. Так, над фильмом «Родная земля» я работал более пяти лет. Если даже такой социально значимый фильм создается с невероятными сложностями и без должного бюджета, что говорить тогда об авторском кино?