ЯДЕРНАЯ ДИЛЕММА

После 12-дневного конфликта между Израилем и Ираном дипломатическая активность вокруг иранского ядерного досье резко усилилась. Европейская «тройка» (Е3), Великобритания, Франция и Германия, инициировала несколько раундов переговоров с Тегераном, кульминацией которых  явилась встреча в Женеве 26 августа. Эти консультации стали первой попыткой европейцев удержать ядерную программу Ирана в рамках дипломатии после нового витка ближневосточной эскалации. Однако итог оказался предсказуемо негативным: переговоры не привели к ощутимым обязательствам со стороны Тегерана. Иран ограничился общими заявлениями о готовности к диалогу, но отказался идти на конкретные уступки - будь то снижение уровня обогащения урана или расширение доступа инспекторов МАГАТЭ.

В битве интересов

В результате Е3 приняла решение задействовать механизм snapback (возврат), который фактически запускает процесс восстановления санкций ООН. Для европейцев это было демонстрацией того, что дипломатическая пауза не дала результата. Для Ирана же это стало еще одним подтверждением тезиса, что Запад использует переговоры лишь как прикрытие давления. Именно поэтому высокопоставленный иранский чиновник в беседе с Reuters назвал действия Европы «незаконными и достойными сожаления», хотя и подчеркнул, что «дверь для дипломатии остается открытой». Его слова о том, что «Иран не уступит под давлением», демонстрируют характерную двойственность позиции Тегерана: готовность продолжать переговоры как форму политической игры, но категорический отказ воспринимать их как пространство для реальных уступок.

Вместе с тем министр иностранных дел Ирана Аббас Аракчи в статье, опубликованной в The Guardian, заявил о готовности его страны принять международный контроль и ограничения на ядерную программу, если взамен будут сняты санкции. Это позволяет предполагать если и не наличие гибкости в позиции Тегерана, то как минимум желание вести открытый торг с большими ставками.

Не меньшую роль в развитии ситуации вокруг ядерной программы Тегерана сыграли Москва и Пекин. По информации New York Times, Россия и Китай подготовили проект резолюции Совета Безопасности ООН о шестимесячной отсрочке санкций против Ирана. Для Тегерана это был шанс выиграть время и продемонстрировать, что он не одинок перед лицом западного давления. Однако судьба этой инициативы практически предрешена: европейцы уже заявили о готовности заблокировать ее с помощью вето. Таким образом, дипломатическая «подушка безопасности», которую пытались создать Москва и Пекин, вряд ли спасет Тегеран от усиления санкционного давления.

Тем не менее сама эта попытка важна для понимания стратегического контекста. Она показывает, что Иран все больше опирается на поддержку Востока - России и Китая, видя в них контрбаланс Западу. Это усиливает многополярность дипломатической игры, но одновременно подчеркивает уязвимость Ирана: он не может добиться даже временной паузы без помощи внешних покровителей.

В тени переговоров

Контекст женевских переговоров неразрывно связан с последствиями конфликта Израиля и Ирана. Кратковременная военная эскалация вызвала всплеск националистической мобилизации внутри страны. В условиях, когда общество оказалось сплоченным на фоне внешней угрозы, любые уступки на переговорах автоматически воспринимаются как предательство. Это резко сузило пространство для маневра. Даже если в элите и есть силы, склонные к компромиссу, сейчас они лишены возможности транслировать свои идеи во внешнюю политику: политический климат требует жесткой линии. Именно поэтому женевские консультации и не могли завершиться не чем иным, как дипломатическим тупиком.

В этой ситуации особое значение приобретает фигура Али Лариджани. Бывший спикер парламента, опытный переговорщик, обладающий прямым доступом к верховному лидеру, он давно рассматривается как один из немногих прагматиков, способных вести ядерное досье с позиции гибкости. Его осторожные заявления о возможности снижения уровня обогащения урана дают понять, что в иранской элите существует понимание: чрезмерное упорство грозит полной изоляцией. Но после конфликта с Израилем и на фоне угрозы санкций пространство для таких маневров крайне ограничено.

 Тем не менее именно Лариджани остается фигурой, вокруг которой может формироваться «центристский сценарий» в будущем. Опыт, связи и репутация умеренного прагматика делают его удобным кандидатом на роль связующего звена в период пост-Хаменеи. Ядерная программа в этом контексте выступает не только инструментом внешней политики, но и ареной борьбы за будущее лидерство в Иране. Если Лариджани удастся удержать хотя бы минимальное пространство для переговоров, это станет аргументом в пользу его политической модели.

Параллельно усиливается внутреннее противостояние. Экономический кризис, инфляция и коррупция все сильнее подрывают позиции реформаторского крыла во главе с президентом Пезешкианом. Радикальные силы пытаются использовать ситуацию, требуя ужесточения курса, в то время как реформисты апеллируют к необходимости смягчить международное давление ради выживания экономики. Аятолла Хаменеи уже осудил давление радикалов на президента, дав понять, что он стремится удержать баланс внутри системы. Но его категорический отказ от переговоров с США показывает, что стратегическая линия сопротивления сохраняется.

Эти противоречия тесно переплетаются с вопросом преемственности власти. После Хаменеи встанет вопрос о том, в чьих руках окажется контроль над ядерной программой и внешней политикой. Если возобладают радикалы, Иран окончательно уйдет в режим конфронтации, что обернется дальнейшей изоляцией и экономическим истощением. Если же удастся укрепить «центристский» сценарий, в котором ключевую роль сыграет Лариджани, Иран сможет использовать тактику гибкого маневрирования, сохраняя твердость в риторике, но избегая полного разрыва с миром.

Провал в Женеве - прогресс в Вене

В целом женевский раунд переговоров стал показательным моментом. Он выявил неспособность Европы убедить Иран пойти на уступки, ограниченность поддержки со стороны России и Китая и уязвимость Тегерана перед санкционным давлением. Одновременно он продемонстрировал внутренние ограничения: националистическая мобилизация и борьба элит делают компромисс политически невозможным.

Впрочем, иранская дипломатия не была бы похожей на себя, если бы не согласилась «сыграть в уступки». По крайней мере встреча в Вене иранской делегации и представителей МАГАТЭ, с которыми ранее в Тегеране отказывались вести диалог, может представляться как попытка договориться, несмотря на кажущиеся непреодолимыми противоречия. 

По словам главы МИД Ирана Аббаса Аракчи, встреча прошла хорошо. Министр отметил, что стороны «приблизились к достижению новых рамок двустороннего сотрудничества». До этого Аракчи заявлял, что МАГАТЭ и Иран обсуждают будущее сотрудничества, и что в агентстве согласны на необходимость создать новую систему. 

Ранее глава МАГАТЭ Рафаэль Гросси призывал Тегеран согласиться на проведение инспекций ядерных объектов. Он отметил, что вскоре агентство попытается провести очередную встречу с Ираном.

Напомним, что после июньских ударов США и Израиля по ряду ядерных объектов инспекторы МАГАТЭ были вынуждены покинуть страну, а парламент Ирана принял закон, ограничивающий их полномочия и закрепляющий необходимость одобрения каждой проверки Высшим советом национальной безопасности. То есть сотрудничество с международным агентством оказалось практически заморожено, что вызвало серьезную обеспокоенность на Западе.

Тем не менее с конца августа наметились признаки осторожной динамики. Иран допустил небольшую группу инспекторов на Бушерскую АЭС, пусть и в ограниченном формате, что было воспринято как символический, но важный шаг. Рафаэль Гросси заявил, что времени на достижение договоренностей остается крайне мало и что полноценный доступ к объектам по обогащению урана необходимо восстановить в течение ближайших дней. По его словам, возобновление в полном объеме инспекций МАГАТЭ в Иране снизит вероятность нанесения ударов по ядерным объектам Исламской республики.

В попытках выйти из изоляции

На фоне этих заявлений иранская дипломатия предложила новую формулу: министр иностранных дел Сейид Аббас Аракчи подчеркнул готовность страны согласиться на расширенный мониторинг и определенные ограничения в обмен на снятие санкций. По сути, речь идет о возвращении к логике ядерной сделки, но на условиях, при которых Иран требует реальных экономических уступок, прежде чем откроет двери инспекторам.

Таким образом, нынешний этап можно охарактеризовать как момент выбора. С одной стороны, налицо признаки дипломатического оживления, свидетельствующие о том, что и Иран, и международное сообщество ищут точки соприкосновения. С другой - риски срыва остаются крайне высокими, и без компромисса ситуация вновь может скатиться в тупик с последующим восстановлением жесткого санкционного режима.

Перспективы дальнейшего развития зависят от того, сумеют ли стороны найти баланс между требованиями безопасности и экономическими интересами. Для Ирана это шанс добиться реального облегчения санкционного давления, для Европы и МАГАТЭ - возможность восстановить хотя бы частичный контроль над одной из наиболее чувствительных ядерных программ современности.

Участие президента Ирана в юбилейной сессии Генассамблеи ООН в Нью-Йорке можно рассматривать в качестве еще одного сигнала о желании Тегерана прорвать дипломатическую блокаду вокруг иранской позиции по ядерной программе. Это несмотря на попытку Госдепартамента США ввести специальные ограничения для поездок делегации Исламской республики в ООН, что усиливает драматизм вокруг темы. 

Ядерная программа остается центральным полем борьбы - и не только между Ираном и Западом, но и внутри иранской элиты. Она индикатор того, каким будет Иран после Хаменеи: страной, идущей по пути конфронтации и изоляции, или державой, способной сочетать жесткость с прагматизмом. Именно поэтому исход нынешних переговоров и роль таких фигур, как Лариджани, имеют значение далеко за пределами ядерного досье - они определяют будущее самой иранской политической системы.