НАТО ПО-АРАБСКИ

Спустя несколько дней после израильского удара по Дохе газета The Times of Israel, ссылаясь на данные специального доклада, опубликовала материал, в котором утверждалось, что Египет вновь выдвинул инициативу создания аналога НАТО для арабских государств для противодействия внешним вызовам. Поводом для возобновления дискуссий стали не только последние события в регионе, продемонстрировавшие уязвимость существующей системы безопасности, но и стремление Каира укрепить свои позиции как одного из ключевых центров силы арабского мира. Возвращение к идее «арабского НАТО» отражает растущее ощущение нестабильности: арабские страны все чаще сталкиваются с вызовами, которые невозможно нейтрализовать в одиночку - будь то международный терроризм, усиление влияния внешних держав или конфликты с соседями. На фоне усиления противоречий в отношениях с Израилем Египет пытается показать, что коллективная оборона может стать инструментом, способным превратить регион в более самостоятельный и влиятельный субъект мировой политики.

Как все начиналось

Идея формирования так называемого «арабского НАТО» впервые прозвучала на саммите Лиги арабских государств (ЛАГ) в 2015 году в Шарм-эш-Шейхе. Она была связана с возрастающими угрозами безопасности на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Президент  Египта Абдель-Фаттах ас-Сиси тогда подчеркивал необходимость для арабских стран создать собственный механизм коллективной обороны, который мог бы оперативно реагировать на угрозы без оглядки на внешние державы. Концепция предполагала формирование объединенных вооруженных сил численностью около 40 тыс. человек с единым командным центром, авиацией, военно-морскими подразделениями и силами спецназначения. Такой подход должен был восполнить пробел в системе региональной безопасности и повысить способность арабских стран самостоятельно отстаивать свои интересы.

Основными мотивами выступали рост международного терроризма, прежде всего в лице ИГИЛ, укрепление позиций Ирана в Сирии, Ираке, Ливане и Йемене, а также стремление снизить зависимость от США и НАТО. Египет исходил из того, что собственный военный альянс позволит арабскому миру действовать более скоординированно, защищать национальные режимы от дестабилизации и превратиться в самостоятельный центр силы.

Тем не менее инициатива столкнулась с серьезными трудностями и не была реализована. Глубокие разногласия между арабскими государствами относительно приоритетных угроз оказались непреодолимыми: для одних главным врагом оставался терроризм, для других - региональная экспансия Ирана, третьи акцентировали внимание на конфликте с Израилем. Дополнительным препятствием стали противоречия внутри Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (CСАГПЗ), прежде всего между Саудовской Аравией и Катаром. Свою роль сыграли и опасения ряда правительств по поводу утраты части военного суверенитета в случае передачи полномочий наднациональным структурам. Существенным фактором оставалась также позиция США: с одной стороны, Вашингтон приветствовал рост оборонной самостоятельности союзников, но с другой - не был заинтересован в появлении альянса, который мог бы конкурировать с американским военным присутствием в регионе.

В результате идея «арабского НАТО» осталась скорее символом стремления к единству, чем реальным проектом. На практике арабские государства ограничивались созданием временных коалиций, как в случае саудовской интервенции в Йемене, или проведением совместных военных учений. Лига арабских государств, основанная в 1945 году со штаб-квартирой в Каире, располагает соглашением о совместной обороне, но оно так и не было реализовано в форме постоянных вооруженных сил. Хотя арабские армии неоднократно проводили совместные маневры и действовали сообща в войнах против Израиля, создать постоянный военный механизм оказалось невозможно из-за противоречий интересов и трудностей в организации командных структур.

Два локомотива военного строительства

В нынешних условиях предложение об «арабском НАТО» вновь обрело конкретные очертания. В качестве основного противника подразумевается Израиль. Египет настаивает на размещении штаба будущих сил в Каире и предлагает ротационный принцип командования, при котором пост главнокомандующего будут занимать представители всех 22 членов ЛАГ, причем первый срок должен достаться Египту. Генеральный секретарь при этом должен быть гражданским лицом.

Согласно имеющимся данным, объединенные силы предполагается укомплектовать военно-морскими, военно-воздушными и сухопутными подразделениями, а также отобранными элитными военными, подготовленными для спецопераций и борьбы с терроризмом. Эти силы должны будут участвовать не только в боевых действиях, но и в миротворческих миссиях. Для координации создается специальный совет по планированию, отвечающий за обучение личного состава, логистику и унификацию систем вооружений. Вклад каждой страны будет зависеть от численности и возможностей ее армии, а применение этих сил возможно только по официальному запросу заинтересованного государства и после согласования с командованием ЛАГ.

Египет, обладающий армией численностью почти 1,2 млн человек, претендует на роль негласного лидера объединенных вооруженных сил. Согласно рейтингу Power Index, учитывающему десятки параметров военной мощи, он занимает первое место среди арабских стран и четвертое в своем регионе. Его индекс 0.3427 значительно опережает Саудовскую Аравию с показателем 0.4201. Несмотря на высокий уровень технической оснащенности саудовской армии, по численности и укомплектованности она заметно уступает Египту.

Тем не менее Саудовская Аравия обладает самой крупной армией среди стран CСАГПЗ. В 1984 году здесь были созданы силы быстрого реагирования Peninsula Shield Force со штабом в Эр-Рияде. Эти подразделения неоднократно применялись в региональных конфликтах, хотя масштаб их использования оставался ограниченным.

Таким образом, Египет и Саудовская Аравия выступают двумя ведущими военными державами арабского мира, чьи отношения в сфере безопасности всегда содержали элемент соперничества. Египет, продвигая концепцию «арабского НАТО», стремился закрепить за собой лидерство, в то время как Саудовская Аравия предпочитала развивать механизмы CСАГПЗ и усиливать роль «Щита полуострова». Их соперничество не перерастает в открытую конфронтацию, но выражается в борьбе за символический статус лидера и возможность формировать региональную повестку.

Соперничество и сотрудничество

В какой-то степени отношения Каира и Эр-Рияда можно сравнить с франко-германскими: Париж и Берлин встроили свое соперничество в жесткие рамки НАТО и ЕС, превратив его в основу стабильности. В арабском мире подобной институциональной основы нет, и потому египетско-саудовское соперничество остается источником противоречий, особенно при обсуждении идей коллективной обороны.

Характерно, что в это же время Саудовская Аравия предпочла подписать соглашение о стратегической взаимной обороне с Пакистаном. Оно было заключено в ходе визита премьер-министра Шахбаза Шарифа в Эр-Рияд и стало фактическим военным альянсом, закрепившим обязательство рассматривать нападение на одну из сторон как агрессию против обеих. Пакистан, обладающий мощной армией и ядерным оружием, стал для Эр-Рияда оптимальным выбором среди внерегиональных партнеров.

Для Саудовской Аравии союз с Исламабадом создает ряд преимуществ. Он укрепляет обороноспособность королевства, позволяет демонстрировать более жесткую позицию в отношениях с Ираном и другими соперниками, а также повышает вес Эр-Рияда на международной арене. В контексте Ближнего Востока возможность опоры на пакистанскую армию и фактор ядерного сдерживания создают для Саудовской Аравии новую конфигурацию в отношениях как с Ираном, так и с Израилем. Поддержка Пакистана по палестинскому вопросу теперь закреплена на институциональном уровне, что усиливает дипломатические позиции Эр-Рияда.

Таким образом, соглашение Саудовской Аравии и Пакистана выходит за рамки двустороннего взаимодействия и отражает стратегию Эр-Рияда, нацеленную не на поспешное создание широкой, но разнородной структуры вроде «арабского НАТО», а на выборочную опору на сильных внерегиональных союзников. 

В то же время сам факт того, что дискуссии об «арабском НАТО» не прекращаются и принимают все более конкретные формы, свидетельствует о том, что в перспективе идея все же может обрести практическое воплощение. От того, какими будут будущие решения, во многом зависит архитектура ближневосточной политики, где военное сотрудничество арабских стран, несмотря на противоречия, будет играть все более заметную роль.